Книга В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли

В память о старой дружбе.

Дебора не могла сказать, улыбается ли Сернига, поэтому ей пришлось пойти на риск, ответив:

— Да, в каком-то смысле.

Последовала пауза, в ходе которой Сернига, вероятно, тяжело вздохнул, и Дебора поняла, что одержала победу.

— Хорошо, — наконец пробормотал он, и на этот раз женщина буквально почувствовала его улыбку. — Я тебе перезвоню.

По мере того как подводная лодка подходила ближе, становилось все более очевидно, что гладкая на вид скала на самом деле представляет собой изъеденную массу каменных наплывов неправильной формы, которые простирались во все стороны подобно скелету острова. То, что казалось сплошным, в действительности было изрыто углублениями и канавками, образовавшимися, когда раскаленная лава потекла в море. Соприкоснувшись с холодной водой, расплавленные горные породы затвердели снаружи, однако горячая сердцевина продолжала вытекать из жерла вулкана, образуя большие каменные трубки, спускающиеся ко Дну.

— Неудивительно, что нам ничего не известно о том, кто здесь обитает, — заметил Паркс. — Если добавить к запутанности сети пещер то, что расположены они в ста пятидесяти метрах под водой где-то у черта на рогах, в местах, населенных одними террористами, становится понятно, почему никто до сих пор не видел этих тварей.

У Томаса было много причин не любить Паркса до того, как они вместе поднялись на борт подводной лодки, в основном связанных с их первыми встречами, которые предшествовали нынешнему довольно шаткому союзу. Найт надеялся, что пока их пакт будет казаться искренним, а цели останутся одними и теми же, он без труда преодолеет былую враждебность. Однако в действительности все оказалось не так, и не только потому, что Томас не мог простить Парксу то, как тот оставил его вариться живьем. Все было гораздо проще. Временами Найт находил этого типа смешным и не мог не восхищаться его самообладанием, но Паркс ему просто не нравился. Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее агрессивная самоуверенность Паркса, высокомерное отбрасывание всего того, что его не интересовало, выводили Томаса из себя. Ему казалось, будто каждая фраза Паркса была рассчитана на то, чтобы обидеть или разозлить. То обстоятельство, что на самом деле тут не было ничего подобного, потому что этого человека просто не волновало то, что могут подумать окружающие, почему-то только все усугубляло.

— Находка рыбоногих в этих местах станет поистине грандиозным событием. Все забудут о том, что эти джунгли прежде славились только тем, как идиоты мусульмане и христиане швырялись друг в друга кокосами.

— А ты с нетерпением этого ждешь, да? — сказал Томас. — Жаждешь стать просветителем человечества? Значит, вот в чем истинная цель твоего предприятия?

— Что ты хочешь сказать?

— Должна же быть какая-то причина для того, чтобы ты разыгрывал из себя капитана Ахава[30].

— Ты имеешь в виду, была ли у меня в жизни какая-нибудь личная трагедия? К примеру, я потерял близкого человека и, не в силах с этим смириться, отвернулся от Бога, да? — Паркс усмехнулся. — Когда мне было три года, сдох мой любимый щенок. Я так и не смог это пережить. Как мог Иисус допустить, чтобы такое очаровательное создание?..

— Хорошо-хорошо, — остановил его Томас. — Я все понял.

— Не нужно терять ребенка, чтобы прозреть и увидеть, что Вселенная не управляется высшим разумом, а миром правят алчные, жестокие и глупые личности, — сказал Паркс. — Если Бог и был, он заснул за рулем сразу же после того, как на земле появились люди.

— Ты так и учил студентов в Калифорнийском университете? — спросил Томас.

Этот человек обладал незаурядным даром выводить его из себя.

Паркс смерил Найта взглядом и спросил так, что искра раздражения превратилась в язвительную усмешку:

— Значит, ты разузнал об этом, да? Если не хочешь овладевать настоящей наукой, нечего поступать в университет.

— Но тебя ведь выгнали оттуда не за проповедование эволюционного учения, — продолжал Томас, связывая воедино разрозненные элементы. — Об этом не может быть и речи.

— Значит, ты ничего не знаешь, — самодовольно заключил Паркс и добавил: — На самом деле речь шла именно о проповедовании эволюционного учения. Причем, как мне казалось, строго в рамках академических свобод.

— Однако не все разделяли это мнение?

— Была у меня одна девчонка, — сказал Паркс. — Джессика Бейн. Я называл ее проклятием своей жизни.[31]Но довольно хорошенькая. Улыбалась, говорила «пожалуйста» и «благодарю вас, профессор», повадилась приходить ко мне в кабинет и беседовать о разных умных вещах. Я сказал ей все, что думаю, затем на протяжении пары недель развивал эту тему в своих лекциях. Тут вдруг меня вызвали на ковер и обвинили в религиозной нетерпимости.

Томас незаметно для себя пошел на попятную:

— Но ты ведь мог подать апелляцию?

— После чего до конца своих дней ходить по скорлупе политкорректности и культурной терпимости? — отрезал Паркс. — Увольте. Я собираюсь сделать настоящую карьеру. Этого не добиться в классе, заполненном невежественными тупицами, которым нужно, чтобы профессор стоял за кафедрой с Библией в руке.

— А тебе никто не говорил, что для человека, испытывающего к религии одно только презрение, у тебя чертовски развит комплекс Бога?

— По крайней мере, я использую свое могущество на благо. — Паркс ухмыльнулся, складывая руки на груди наподобие ангела.

— Ты напоминаешь мне Ватанабе, — сказал Томас.

— Этого мошенника? Он не ученый. Этот человек, возжелавший стать звездой экрана, решил, что имеет полное право устанавливать любые порядки на своем пути.

— Но ведь это и есть главное в комплексе Бога, разве не так? — напомнил Найт. — В определенный момент человеку начинает казаться, что он стоит выше закона.

— Звучит очень убедительно, — усмехнулся Паркс.. — Особенно из уст мистера Фокс-Ньюс[32].

Томас открыл было рот, чтобы ответить, но не нашел слов и даже испытал некоторое облегчение, когда Паркс недовольно бросил:

— А теперь не хочешь ли заткнуться? Этим нужно заниматься деликатно.

Он осторожно направлял подводную лодку во вход в пещеру, всего на пару метров шире самого судна. Прожектора осветили зияющую полость, но ничего не открыли, потому что каменная труба уходила вверх и налево.

— Дальше мы никак не попадем, — заметил Томас. — Проход слишком узкий.