Книга Ее секрет - Наташа Лестер

В конце концов Баланчин вернулся к ним.

– Я расширил программу гала-концерта, – заявил он. – Будет еще один финальный танец, всего на пять минут, в самом конце программы.

Алиса покосилась на Джесси, спрашивая у него взглядом, понял ли он, что имел в виду Баланчин, но тот выглядел столь же озадаченным и сбитым с толку, как и она.

– Это будет па-де-де, – продолжал Баланчин. – Я написал его специально для вас двоих. Вы будете закрывать представление.

Слова Баланчина омыли Алису, словно тот раскрепощающий дождь, который промочил их до нитки во время фотосессии. У них с Джесси все-таки будет свой танец. Он станет торжественным финалом представления.

Она развернулась лицом к Джесси одновременно с ним, и ей уже не было дела до того, что подумает Баланчин; она позволила Джесси подхватить себя на руки и закружить по залу, а потом и поцеловать у всех на глазах. А затем она шагнула вперед и расцеловала Баланчина в обе щеки.

– Спасибо вам, – сказала она, по-прежнему держа Джесси за руку.

– Танцуйте так же красиво, как любите, и никто не сможет оторвать от вас глаз, – сказал он.

Алиса рассмеялась.

– Думаю, мы справимся.

* * *

После своего выступления перед сотрудниками Лео поехала прямиком в «Карлайл». У стойки администратора она справилась насчет номера комнаты Фэй, и менеджер позвонил той, чтобы узнать, можно ли назвать его. К счастью, Фэй согласилась.

Когда Лео вошла в номер Фэй, граммофон – по какой-то странной прихоти судьбы – наигрывал «Когда святые маршируют» Луи Армстронга, а Фэй держала в руках два бокала с джином, один из которых протянула Лео.

– Будем здоровы, – сказала она.

Лео отпила глоток.

– Тебе действительно нужна «Ричиер Индастриз»?

Фэй улыбнулась.

– Я говорила Матти, что ты обо всем догадаешься. Хотя это не имеет значения.

– Почему ты помогаешь ей на этот раз?

– Ты убила моего брата.

Роковые слова прозвучали. То самое обвинение, которое Лео выдвинула против себя много лет назад, но которое причинило ей куда более сильную боль, когда его произнес вслух кто-то еще. Джин обжег пищевод, и она с трудом проглотила его.

– Я выкуплю твою долю, – сказала Лео, – по цене выше рыночной. Это хорошая сделка. Соглашайся. Теперь, когда ты встала с постели, тебе понадобятся деньги.

– Не терпится избавиться ото всех Ричиеров в своей жизни, а?

– Только потому, что я уверена: нам с тобой не ужиться. Ты станешь состоятельной женщиной. Будешь делать все, что тебе вздумается. Но давай дадим Бену упокоиться с миром и не будем сражаться из-за него до конца жизни. Не уничтожай его компанию только потому, что ненавидишь меня.

– Не делай вид, будто ты заботилась о Бендже. Ты вышла замуж за него для того, чтобы наложить лапу на его компанию, а потом практически перестала обращать на него внимание. – Голос Фэй звучал легко и непринужденно.

Лео страшно хотелось отвесить ей хлесткую пощечину и выкрикнуть: «Но ведь это ты схватилась за рулевое колесо!» Вместо этого она невозмутимо продолжила:

– Значит, достаточно было одного визита Матти, и нервный срыв, который лишил тебя дара речи, прошел как по мановению волшебной палочки?

– Я ничуть не притворялась, – возразила Фэй.

– Но оправилась ты как-то слишком быстро.

– Мы говорили о Бендже. О том, что если бы ты действительно любила его, быть может, в ту ночь он преспокойно отправился бы с тобой домой. – Улыбка застыла на губах Фэй, как приклеенная, но Лео чувствовала, как надрывается ее сердце всякий раз, когда она произносит вслух имя брата.

– Ты скучаешь по нему, – сказала Лео. – Мне очень жаль.

У Фэй перехватило дыхание, и она едва не поперхнулась воздухом.

– Почему ты так уверена, что Алиса – твоя дочь? – спросила Лео, направляя беседу в нужное ей русло.

Фэй одним глотком осушила свой бокал.

– Как я уже говорила тебе много лет назад, мы с Матти заключили соглашение в тот самый день, когда я поняла, что беременна.

– Но ты уверена в том, что она взяла твоего ребенка себе?

– Не ройся в дерьме, Лео. Тебе это не идет.

Все еще не решив, притворяется Фэй или нет, Лео сказала:

– Наши дети родились в один и тот же день. Джоан отвезла моего ребенка в тот же самый роддом, где появился на свет и твой. Она сказала, что твой ребенок задышал не сразу после родов и что он был недостаточно здоров для немедленного удочерения. И что Матти могла увезти с собой другое дитя.

На лице Фэй отразилось невероятное удивление. Губы ее округлились, она явно впала в оцепенение. Может быть, она действительно ничего не знала? И ей было не все равно, что сталось с ее дочерью?

– Ты думаешь, что Алиса – твоя дочь? – Голос у Фэй дрожал, и у Лео перехватило дыхание при воспоминании о всегда жизнерадостной девушке, которая стояла на палубе парохода и называла губную помаду Лео лучшей в мире, лучась здоровьем, красотой и удачей.

Фэй прибегла к иронии, но при этом не позволила Лео увидеть выражение своих глаз, когда сказала:

– Это было бы очень… удобно.

– Ты что-нибудь помнишь о том дне? Хоть что-нибудь? Пожалуйста, – сказала Лео. – Ведь совершенно же очевидно, что удочерен был только один ребенок. Второго отвезли в детский приют.

Последовало долгое молчание.

– Это было очень давно, Лео.

И Лео поняла, что больше не может давить на женщину, которая вдруг показалась ей такой же хрупкой, как и ее ребенок, словно самые сокровенные уголки ее души оказались обнажены, освежеванные безжалостной настойчивостью Лео. Если Фэй отдавала себе отчет в том, что у ее дочери было очень мало шансов уцепиться за жизнь, то вспоминать об этом ей было явно слишком больно.

Лео шагнула к Фэй и взяла ее за руку, бережно задержав ее в своей ладони, словно мать или сестра. В этот миг ей почти хотелось, чтобы история, рассказанная ей Джоан, оказалась бы неправдой и она никогда не увидела бы Фэй вот такой, ранимой и беззащитной.

– Все так запуталось, – проговорила она. – Ты можешь мне не верить, но Бен сказал, что не хочет, чтобы я полюбила его, и сам не хочет любить меня. Он сказал, что любовь может легко разбить сердце, а он не желает вновь испытывать подобные чувства.

Фэй уставилась на руку Лео. Она слегка пошевелила пальцами, словно заново привыкая к давно забытому ощущению, когда тебя держат за руку из сострадания, а не из-за похоти или жадности.

– Он так сказал?

– Да.

В комнате вновь повисло долгое молчание. Фэй выглядела так, словно ее сначала раскололи на мелкие кусочки, а потом склеили заново, отчего она превратилась в фарфоровую куколку с растрескавшимся от времени лицом. В ее морщинах вдруг стала заметна пудра; тех морщинах, которые оставили годы бурной жизни и наркотики; тех морщинах, которые с пугающей очевидностью свидетельствовали о том, что Фэй, хотя и выглядит целой и невредимой, долго не продержится. Когда же она наконец заговорила, голос ее прозвучал тускло и невыразительно.