Книга Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский

Деятельный участник конгресса Генрих Манн писал уклонившемуся от участия в нем брату Томасу: «Конгресс при тысячах зрителей прошел настолько внушительно, насколько это вообще возможно, когда какое-то мероприятие проводит оппозиция. Писатели поступили точно так же, как французские левые партии; как раз такого безоговорочного объединения всех нефашистов и не было прежде. Когда выступал кто-нибудь из немцев, зал поднимался, а наверху запевали „Интернационал“. Но поющим кричали: „Discipline, comrades!“ — и те умолкали. Речи русских — Эренбурга, Алексея Толстого, Кольцова — были целиком посвящены защите культуры. Большего требовать нельзя. Кстати, прилагаю телеграмму, из которой ты узнаешь, что тебя избрали в правление новообразованного Союза. Он на вид не чисто коммунистический. Я тоже был избран в мое отсутствие, в последний день меня уже не было в Париже. Я тем временем думаю про себя, что без русской поддержки Западной Европе — конец»[774].

Заключительный вечер конгресса прошел во дворце Трокадеро. «Правда» 27 июня со слов М. Кольцова сообщала, что помимо 4500 занятых мест более 1000 человек стояли в проходах большого зала и масса людей, не имея возможности попасть в зал, окружала здание. На заключительном банкете участники конгресса очень тепло приветствовали А. Мальро, и Арагон в короткой речи подчеркнул «роль Мальро, как наиболее активного и вдохновенного организатора конгресса, обеспечившего ему широкий размах и представительство всех оттенков антифашистской мысли»; А. С. Щербаков в своем выступлении на банкете приветствовал «величайшего писателя современной Франции Андре Жида», подчеркнув, какое большое моральное значение имело его активнейшее участие в работе конгресса и выступления на нем: «Особенно ценим мы и гордимся дружбой и любовью Андре Жида к Советскому Союзу».

30 июня состоялось открытие бульвара имени Максима Горького в рабочем предместье Парижа Вилльжюиф, на котором присутствовало пять тысяч человек; среди них были А. Жид, Арагон, Муссинак, мэр Вилльжюифа писатель П. Вайян-Кутюрье, А. Толстой, Бабель, Эренбург, Кольцов, Тычина и другие писатели[775]. Бабель писал в Москву 1 июля 1935 г.:

Конгресс оказался действительно более серьезным, чем я предполагал. Чаще других вижусь с Тихоновым, Толстым, Кольцовым. Вчера открывали в Villeejuif проспект имени Горького — необыкновенно трогательно…[776]

Перед отъездом Щербакова и Кольцова в Москву прошли заседания Секретариата Ассоциации и различные переговоры.

В Записках А. С. Щербакова последние дни пребывания в Париже описаны так:

Вечер в Трокадеро. Речь Реглера — зал поет Интернационал. Появление нелегальщика[777]. Конец, конец. Полоса приемов — в полпредстве, у Вильдрака, в Энциклопедии у Монзи[778], у Дюртена, у Блока. Ответные завтраки — Шамсону, французам. Мальро в Алжире. Первое заседание бюро. Позиция Эренбурга — Мальро. Кольцов расстроен. На следующий день — разговор с Эренбургом и Мальро. (Как собираетесь работать? Еще не придумал. Какова степень независимости от компартии. Можем ли подписать протест против высылки Троцкого[779]. Надо знать французские условия. Скоро будет драка. Журнал нужен, но какой, что нужно писать. Первое дело политические собрания. Работать столько не буду. Нас не удовлетворил состав советской делегации. Главная цель и результат конгресса — защита Советского Союза. Чтобы писателя знать, надо с ним говорить интимно). Мальро себе на уме, у него свои цели. Предложение о Поль Низане. Кто такой Шамсон. Разговор с Арагоном и Кольцовым. Отъезд. Позиция Юманите[780].

Как свидетельствует столетний Б. Ефимов, «По возвращении в Москву Щербаков, приглашенный к Сталину вместе с Кольцовым, сделал подробный доклад о всех перипетиях конгресса. Сталин очень интересовался ходом конгресса, придавая большое значение его роли в повышении авторитета Советского Союза за границей. Его также интересовала деятельность и советской делегации, и отдельных ее членов. Хозяин обратил внимание на неодобрительный отзыв Щербакова о поведении Эренбурга и обратился к Кольцову: — Товарищ Кольцов, вы рекомендовали Эренбурга в секретари конгресса?

Это был не столько вопрос, сколько напоминание.

— Да, товарищ Сталин. У Эренбурга хорошие связи с французскими писателями. Его там широко знают.

— Он вам помогал в возникающих трудностях?

— Товарищ Сталин, у него часто бывало свое мнение.

— А вы могли его вышибить? Не могли вышибить? Значит, нечего теперь жаловаться, — сказал Хозяин и при этом неодобрительно взглянул на Щербакова.

Рассказывая мне об этой встрече, Кольцов заметил, что ни малейшего неудовольствия по адресу Эренбурга Сталин не проявил, и мы пришли к выводу, что его вполне устраивало „особое мнение“ Эренбурга по отношению к руководству делегации, а возможно, оно было запланировано. Видимо, это было нужно Хозяину как доказательство и свидетельство, говоря современным языком, нашего плюрализма во взглядах и мнениях»[781].

В Москве Щербаков объявил, что посетить СССР приглашены А. Жид, А. Мальро, Ш. Вильдрак, Л. Дюртен и другие писатели[782] (это была форма премирования за «ударный труд»).

А в сентябре 1935 г. А. С. Щербаков представил финансовый отчет по советской делегации: получено было 153 тысячи франков; израсходовано 148 тысяч (на делегатов 115 тысяч, секретариату — через Кольцова — 23 тысячи, гостиница 7 тысяч, прочие расходы около, включая 200 фр. Эльзе Триоле и больше тысячи — на завтрак, 3 тысяч)[783]. В отдельном счете валюты[784] записано, что каждому делегату дали по 86 долларов, а Щербакову — 500 (Толстому — 11 июня, Бабелю и Пастернаку — 20-го, всем прочим — 13-го)…

Остальные расходы СССР на все «мероприятие» покрыты туманом…