Книга Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. - Алексей Литвин

10 марта 1922 г. руководство ГПУ обязывало приказом местные чекистские аппараты усилить оперативную работу на важных объектах народного хозяйства «по выявлению и парализации подрывной деятельности проникших туда эсеров, кадетов и монархистов». Приказ ГПУ 22 марта предлагал усилить осведомительную работу в гарнизонах, штабах и полевых частях РККА. По прилагаемой инструкции осведомители делились на коммунистов, беспартийных и особо квалифицированных. Уншлихт и Ягода, подписавшие этот приказ, отмечали: «Нам важно сделать всех коммунистов армии в большей или меньшей мере нашими сотрудниками, заинтересованными в нашей работе… Самым ценным является осведомление беспартийного осведомителя, который живет среди красноармейцев, и последние меньше всего могут остерегаться разговоров и беседы с ним».

В течение 1922 года возобновился процесс наделения ГПУ внесудебными полномочиями. 10 августа 1922 г. ВЦИК предоставил НКВД право административной ссылки. При наркомате была создана комиссия, рассматривающая по представлению чекистов дела о высылке лиц в отдаленные районы страны и из России. 16 октября 1922 г. ВЦИК распространил право комиссии НКВД на бывших членов антисоветских партий и рецидивистов. Приказ ГПУ 17 октября 1922 г. указывал, что административной высылке подвергаются лица, «пребывание коих в данной местности (и в пределах РСФСР) представляется по их деятельности, прошлому… с точки зрения охраны революционного порядка опасным». В приказе говорилось о трех видах ссылок: из данной местности; в определенный район России; за границу. Представление о высылке делает ГПУ[608].

Анализ приказов ГПУ за 1922 год показывает, что чекисты стремились по-прежнему доказывать свою нужность режиму, играя роль исполнителя воли правящей партийной элиты. Главные репрессивные направления состояли у них в преследовании членов небольшевистских партий, после Кронштадта — особом надзоре за личным составом армии и флота, высылке и арестах интеллигенции. Ю. Голанд объяснял принятие резолюции XII Всероссийской большевистской конференции (4–7 августа 1922 г.) «об антисоветских партиях и течениях» болезнью Ленина и смыканием интересов ГПУ, стремящегося обосновать свою необходимость, и партийных чиновников, боявшихся конкуренции с беспартийными специалистами[609]. Продолжение изучения проблемы внесло свои коррективы в этот вывод. Выяснилось, что инициатором высылки за границу большой группы российской интеллигенции был не только Троцкий, что идея изгнания ученых зрела исподволь и в этом случае законодательное оформление шло вслед за практическим исполнением, что болезнь Ленина в данном случае не была помехой его волеизъявлению.

Декрет ВЦИК «Об административной высылке» был принят 10 августа 1922 года. Но еще за несколько месяцев до этого началась подготовка к подобным акциям. 24 мая 1922 г. в России был принят первый советский уголовный кодекс. Его проект Ленин изучал внимательно. 15 мая он писал наркому юстиции Курскому: «По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)». 17 мая Ленин предлагал Курскому дополнительный параграф к кодексу, исходя из того, что «суд должен не устранить террор: обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и прикрас». По ленинской формулировке, к высшей мере наказания с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу присуждались те, кто занимался пропагандой или агитацией или участвовал (содействовал) в организациях, которые не признавали коммунистической системы собственности и стремились к насильственному ее свержению[610]. Это была статья по жестокому наказанию политических противников не за действия, а возможные проступки. Эта статья, по сути, запрещала всякую оппозицию режиму и явилась стражем тоталитарного государства, позже трансформировавшись в статью 58 УК РСФСР, по которой были осуждены и расстреляны миллионы россиян.

19 мая 1922 г. Ленин предлагал Дзержинскому тщательно подготовить вопрос о высылке за границу писателей и профессоров: обязать членов Политбюро просмотреть книги и дать письменные отзывы, собрать о высылаемых все сведения, поручить это сделать «толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ». С 23 мая Ленин — в Горках, где 25–26-го числа его потрясает первый приступ болезни, приведший к расстройству речи и ослаблению правой стороны тела. В Москву он вернулся 2 октября 1922 г. Но и больной, нетерпимый, из Горок продолжал следить и влиять на судьбы людей.

Дзержинский указания Ленина выполнил: «толковому» человеку из ГПУ Якову Агранову, готовившему судебный процесс над правыми эсерами, поручил высылку интеллигенции. 1 июня Агранов писал в записке Дзержинскому, что действительно «антисоветская интеллигенция» открывает новые издательства, а вузовская профессура бастует. Агранов делал вывод о том, что «мощь антисоветской интеллигенции и ее сплоченных группировок усиливается еще и тем обстоятельством, что в широких кругах компартии в связи с ликвидацией фронтов и нэпом установилось определенное „мирное“ ликвидаторское настроение». 8 июня Политбюро ЦК (Каменев, Сталин, Троцкий, Рыков и Зиновьев) заслушало доклад Уншлихта об антисоветских группировках интеллигенции. Комиссии (Уншлихт, В. Н. Яковлева) было поручено будущее интеллигенции: «строгое ограничение приема студентов непролетарского происхождения», установление «свидетельств политической благонадежности для студентов». Отныне проведение любого совещания или съезда могло быть только с санкции ГПУ, решать вопрос о высылке поручалось Уншлихту, Курскому и Каменеву. В скобках заметим, что начатое преследование интеллигенции продолжалось и в последующие годы. Весной 1924 года более чем вдвое сократился прием в вузы, в технические высшие учебные заведения могли поступать только выпускники рабфаков, т. е. дети рабочих и крестьян. При поступлении на рабфак требовалось лишь «твердое знание 4-х арифметических действий над целыми числами»[611].

Работа комиссии по высылке вызвала неудовольствие больного Ленина. 17 июля 1922 г. он писал Дзержинскому о решительном «искоренении» всех энесов — Пешехонова, Мяготина, Горнфельда, Петрищева и других. «По-моему, всех выслать, — утверждал вождь. — Вреднее всякого эсера, ибо ловчее. То же А. Н. Потресов, Изгоев и все сотрудники „Экономиста“». Он предлагал изгнать Розанова — «враг хитрый», Вигдорчика, Н. А. Рожкова — «надо выслать, неисправим», С. Л. Франка (автора методологии). Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить списки и «надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго… Насчет Лежнева (бывший „День“) очень подумать — не выслать ли? Всегда будет коварнейшим, насколько я могу судить по прочитанным его статьям. Озеров, как и все сотрудники „Экономиста“, — враги самые беспощадные. Всех их вон из России. Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот — и выезжайте, господа. Всех авторов „Дома литераторов“, питерской „Мысли“. Харьков обшарить, мы его не знаем… Чистить надо быстро, не позже конца процесса эсеров»[612].