Книга Ветвящееся время: История, которой не было - Владимир Лещенко

В Южной Америке французам приходится столкнуться с нарастающей борьбой местных жителей против новоявленных господ. Но надо отметить, что в отличие от Испании, Франция могла куда более успешно противостоять этой борьбе.

В противоборстве с Симоном Боливаром и его последователями, французы вполне могли бы опереться на рабов и безземельных батраков-пеонов, которым были бы обещаны наделы после победы, а также на индейские племена. Ведь руководителями освободительной антииспанской борьбы были представители местной креольской верхушки, владельцы огромных латифундий, недовольные испанской политикой по отношению к колониям и своим положением «испанцев второго сорта», сравнительно с присылаемыми из метрополии чиновниками.

Но, видимо, большая часть этих территорий в итоге обрела бы независимость.

Имея в своем распоряжении обширнейшие и почти незаселенные пространства Северной Америки и Австралии, Французская Империя имеет возможность решать свои социальные проблемы за счет отправки туда «лишних людей», снижая недовольство масс, и тем самым предотвращать революционные взрывы 1830, 1848, и 1872 годов. Династия потомков Бонапарта окончательно утверждается на парижском престоле и, весьма возможно, что и ныне Францией, в любом случае остающейся одним из мощнейших государств мира, правил бы император Наполеон VII или IX.

Так или иначе, на протяжении по меньшей мере всего XIX-начала XX века Франция занимает центральное место в мире, аналогичное тому, что занимала в нашей истории Британия. Что же до самой Британии… К сегодняшнему дню она была бы чем – то вроде Португалии или Ирландии – не более того.

В России основные процессы развиваются примерно также, как и в нашей истории.

Разве что Александр I, в конце второго – начале третьего десятилетия XIX века, не в последнюю очередь из страха перед Францией, принимает окончательное решение об отмене крепостного права. При этом разработчиком крестьянской реформы является один из ближайших императорских сановников, граф Аракчеев. В соответствии с ее положениями, крестьяне принудительно отчуждаются у владельцев за выкуп, который они обязаны выплачивать в рассрочку, в течение двадцати пяти лет. При этом им выделяется подушный надел в две десятины.

Надо сказать, выкуп за себя должны были вносить только «ревизские души» – совершеннолетние мужчины, все остальные (женщины, несовершеннолетние) освобождались, если можно так выразиться, автоматически.

Кроме того, вполне могла быть реализована идея введения в России конституционного правления, которая была довольно широко распространена в среде высшего общества и до войны. Вспомним, что в нашей истории, в начале двадцатых годов, император Александр дал секретное поручение сенатору Новосильцеву, подготовить «Государственную Уставную Грамоту Российской Империи» то есть фактически – конституцию, предусматривавшую пусть и по большей части формальное, но все же ограничение самодержавия, и создание парламента. Тем более, что сторонником этого пути был Сперанский, ставший после 1812 года вторым лицом в государстве.

Сам царь, как и в нашей истории, все больше самоустраняется от государственных дел, погружаясь в мистицизм и богоискательство. Этому способствует и то, что поражение России в войне с Францией, он воспринимает как кару Божью за свое участие в убийстве отца. (94,86)

Эти явления, становясь своеобразной модой, распространяются при дворе и среди высшего сословья; немалую популярность получают всякого рода религиозные кружки, мистические тайные общества и секты, вплоть до таких экзотических, как хлысты и даже скопцы. (6, 199)

Из других глобальных последствий можно упомянуть то, что могущественная Франция, несомненно, воспрепятствовала бы возникновению единой Германской империи, под главенством Пруссии. Сама Пруссия так и осталась бы малозначительной страной с урезанными границами, а не вошедшие непосредственно в состав французской территории мелкие государства запада и юга германских территорий – сателлитами Парижа.

А значит, коренным образом изменилась бы и вся история ХХ века, уже хотя бы потому, что именно Германия начала обе мировых войны.

Так же, скорее всего, не было бы и единой Италии.

Победившая революция

События первой четверти позапрошлого века в России неоднократно привлекал внимание ученых. Тема декабристов и декабризма исследована достаточно подробно во всех отношениях – как с точки зрения изложения фактов, так и с точки зрения анализа, движущих сил и причин происходивших в обществе процессов. Поэтому, особо подробно останавливаться на этом смысла, думается, нет.

Куда важнее, как представляется, сказать о другом. Об оценке этого движения, персонально тех, кто в него входил, и – возможных перспектив его победы.

Если прежде участников движения традиционно обвиняли в том, что «узок круг» и «страшно далеки они от народа», то теперь обвинения несколько другого свойства, самые надо сказать, разнообразные.

Кто-то считает их прямыми и непосредственными наследниками дворцовых переворотов предшествующего – XVIII века, или просто оторванными от жизни заговорщиками, принесшими только вред уже одним фактом своего существования.

А иные – причем и в среде профессиональных историков, видят в них не много ни мало – агентов «масонского интернационала», проводя весьма сомнительные параллели, даже и с нашими днями.

И тем более, все они единодушны в том, что победа движения была бы трагедией.

Трудно сказать, чего тут больше – то ли своего рода, антиреволюционного фрондерства, вошедшего у части наших интеллектуалов в моду, в последнее десятилетие, когда, то ли такого же модного поветрия – на всеобщее разоблачение, дегероизацию и «десакрализацию», когда смакование ошибок и просчетов исторических деятелей стало хорошим тоном.

Наибольшие заслуги в популяризации подобной точки зрения в наши дни, принадлежат, правда, не историку ли публицисту, а писателю-фантасту. Речь, конечно, идет об Александре Бушкове, который на страницах уже не раз поминавшейся «России, которой не было», дал уничтожающую и несправедливую оценку как всему движению, так и его руководителям.

Особенно рьяно он обличает «большевистские», «тоталитарные», и «социалистические» тенденции в идеях и политических программах декабристов (что ж, в свое время, небезызвестный И. Шафаревич умудрялся находить социализм даже в Египте времен фараонов).

Но популярный писатель в этом не одинок. Как ни странно, немало служителей исторической науки в той или иной мере согласны с ним.

Например, либеральный питерский историк Б.Парамонов видит в декабристском движении аристократическую оппозицию центральной власти, «враждебную народу даже еще… больше чем самодержавие» (?), и приписывает им стремление чуть ли не вернуться ко временам удельщины и феодальной раздробленности (видимо, так своеобразно понимает он федерализм Южного общества).

Может быть, во всем этом и есть «великая сермяжная правда»?

Может быть, и самом деле, следом за А. Бушковым исторически справедливо было бы счесть их, цитируя слова Петра I из главы 15 «не воинами, но пакасниками», или, как выразился Милорадович, жертва и одновременно косвенный виновник событий на Сенатской площади – «мальчишками», опозорившими мундир офицера русской армии?