Книга Мое самодержавное правление - Николай I
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий Тимофеевич Плаксин родился в 1796 году в Рязанской губернии. В 1819 году Плаксин был уже в С.-Петербургском университете. В 1822 году, во время разгрома университета и изгнания профессоров: Галича, Германа, Payпаха, Куницына, Арсеньева и других – Плаксин был в числе многих исключен из него без прав по неблагонадежности.
Но в 1823 году доследовало разъяснение, что «студент Василий Плаксин неблагонадежен только к учительскому делу и может быть принят в государственную службу, почему он и определен в департамент народного просвещение канцеляристом».
В 1826 году возвращены ему права кандидата с утверждением в 10-м классе; с этого времени начинается его учительская деятельность. 40 лет (1826–1866) был преподавателем человек, признанный некогда неблагонадежным для учительских обязанностей!
В 1865 году, имея уже 69 лет от роду, Василий Тимофеевич Плаксин, освободившись от занятий преподавателя, начал писать свои записки. Они уже составили весьма обширную рукопись, состоявшую из многих десятков тетрадей. Все они лежали в кабинете, в особой корзине.
Когда болезнь сразила старика смертным недугом и близкие к нему люди, как это часто бывает, растерялись от горя, лакей, служивши при больном, стал ежедневно растапливать печи – тою писаною бумагою, которую находил в корзине. Так погибли записки, которые, судя по приведенному выше отрывку, должны были быть весьма интересными.
Почти все губернские города в России сходны между собою, как близнецы. У всех один быт: зимний и летний. Летом, когда дворянство разъезжается по деревням, почти все города пусты; а зимою общественная жизнь начинает проявляться в домах, полуженных европейскою роскошью, и в улицах, и на площадях торговых, куда стекаются, с грузом своим, наши санные флоты, скользящие по снежному океану русских степей.
Но есть обстоятельства, при которых какой-нибудь город вдруг просыпается от обыкновенной своей дремоты и живет двойною жизнью, наполняясь приливом случайного народонаселения и суетою, часто приятною. Так было и с Орлом!
Еще с апреля месяца начали доходить слухи, что государь намерен посетить часть средней полосы России и заехать в Орел, чтоб увидеть в первых числах октября новое войско – 3-й резервный кавалерский корпус. На это время корпус этот (2-я драгунская дивизия из Курска, а 1-я из южных уездов здешней губернии) должен был соединиться в Орле.
Понтонам и многочисленной Артиллерии назначено было также прибыть к сборному месту корпуса. Эти слухи, оказавшиеся основательными, осуществлялись постепенно. Между тем в 1-й драгунской дивизии произошли перемены. На место генерал-лейтенанта (нынешнего коменданта г. Вильны) Квятницкого, прибыл генерал-майор Гербель, с отличием служивший по артиллерии.
Сначала первый полк 1-й дивизии (Московский драгунский), а потом и вся эта дивизия сведена на тесные квартиры в Орел. Прилив действующих сил сделался заметным в городе, и необыкновенная деятельность закипела в быту военном. Долго мирные жители не обращали внимания на занятия и успехи своих военных гостей; но мало-помалу начали к ним присматриваться и любоваться ими.
Лошади, люди, выправка последних и необыкновенное проворство быть на коне и без коня, со штыком, с пикою и с саблею привлекало общее внимание. Часто дивились драгунам – прямым, стройным, на бодрых конях, и вдруг видели их тут же спорхнувших наземь, идущих на пешее ученье, как на прогулку.
Мостовая отзывалась мерною дробью под их верным шагом; но сабля, молча, лежала по бедру и шпоры не звякали. Тут начала проясняться прямая цель сего войска, так сказать двустихийного. Составляя среднее звено между конницею и пехотою, оно должно соединять в себе обязанности, пользу и совершенство обеих.
Прежние драгуны редко спешивались, по крайней мере в военное время. В великом сражении Бородинском, когда неприятель пожирал левое крыло армии, нужно было, под убийственным огнем, переводить войска с правого крыла на левое, тогда как драгуны, почти без дела, погибали в резерве.
Искусство перемещать массу кавалерии из центра на фланг и превратить ее, в мгновение ока, в пехоту – не было еще тогда вполне известно. По временам спешивались и казаки, но это бывало делом необходимости. В сражении под Вязьмою надлежало взбросить батальон пехоты на седло кавалерии, чтобы, проскакав несколько верст, выбить неприятельских стрелков из занятого ими леса.
Нынешние драгуны (слитые, так сказать, из прежних драгун и конных егерей), везя на себе, с собою и при себе все роды оружие (саблю, пистолет, ружье, штык и пику) и последуемые понтонами и артиллериею, могут составить из каждой своей бригады летучие корпуса (corps volant), из каждого корпуса летучую армию.
Как изумится пешее неприятельское войско, беспечно смотрящее на движение конного строя по окрестной цепи гор, увидя, что конница вдруг исчезла и гребни скал увенчаны блистательными батальонами пехоты! Таковы могут быть драгуны в войне европейской.
Бросьте этот корпус в пустынные степи Азии, и там он станет пожирать пространство в конных переходах своих и, при первой встрече с роями степных наездников, скроет коней, выставит живые крепости, в виде четырехугольников (каре), опоясанных стальною рогаткою из штыков, и заставит греметь свою артиллерию, всегда губительную для толпящихся полчищ диких наездников. Такие размышления приходили сами собою при виде нынешних драгун.
К половине сентября сошелся весь корпус и занял тесные квартиры в Орле и обширных слободах, кольцеобразно смыкающихся вкруг города. С сим корпусом прибыль почтенный начальник оного, генерал-лейтенант А. Н. Потапов, 2-ю дивизию привел генерал Граббе.
4-е октября, день назначенный к прибытию государя императора, было предметом общего внимания. Все начальства (духовное, военное и гражданское) соразмеряли свои приуготовления к сему числу. У всех было на уме 4-е октября, как вдруг, 17 сентября, получено известие, что государь изволит посетить Орел чрез два дня, т. е. 19-го!..
Знойный август сменился студеным сентябрем; темные облака обложили небо; холодные дожди загрязнили дороги и внезапное приближение осени побудило государя переменить порядок своего путешествия. Итак, исполнение всех ожиданий должно было совершиться двумя неделями ранее.
От сего ход обстоятельств ускорился и суета удвоилась. Наконец настало 19 сентября. День был совершенно осенний; небо пасмурное; воздух холодный; но к вечеру солнце неожиданно разыгралось; облака, разорванные лучами его, посторонились, и день распогодился.
Около 6 часов вечера все народонаселение Орла, выхлынувшее из домов на улицы, закричало «ура!», и мы узнали о прибытии государя. Открытая дорожная коляска неслась от Калужской заставы и остановилась у дома Орловского гражданского губернатора. С государем императором и вслед за его Величеством прибыли: Граф А. X. Бенкендорф, генерал-адъютант Киселев и прусский генерал Редер.
