Книга Домик в Оллингтоне - Энтони Троллоп

Сказав это, Лили встала со стула.

Мистрис Дель боялась начать разговор: до такой степени было невозмутимо спокойствие Лили, до такой степени было строго и неподвижно выражение ее лица. Она не знала, каким образом выразить свое сожаление или сочувствие, в выражении сожаления, по-видимому, не представлялось ни малейшей надобности, не требовалось даже и сочувствия. Кроме того, она не могла понять всего, что говорила Лили. Что хотела она выразить фразой: «Я предлагала ему взять назад свое слово»? Неужели между ними до отъезда его поселилась ссора? В письме своем Кросби не намекал на это. А все-таки мистрис Дель не смела пуститься в расспросы.

– Ты на меня наводишь страх, Лили, – сказала мистрис Дель. – Твое спокойствие ужасает меня.

– Милая мама! – И бедная девушка улыбнулась, обняв свою мать. – Вам нет надобности бояться за мое спокойствие. Мне хорошо известна вся истина. Я несчастлива, очень несчастлива. Самые светлые, самые отрадные надежды моей жизни разрушились, мне уже никогда не видеть того, кого я люблю более целого мира!

Сердце бедной Лили переполнилось, и она зарыдала в объятиях матери.

Ни одного слова, выражавшего гнев, не было произнесено против виновника всего этого горя. Мистрис Дель чувствовала, что у нее недостает достаточной твердости, чтобы выразить свои гнев, а тем более не была способна на это бедная Лили. Она, впрочем, не прочитав его письма, не знала, до какой степени простиралась нанесенная обида.

– Дайте же мне его письмо, мама, – сказала она. – Ведь рано или поздно, но вы должны это сделать.

– Не теперь, Лили, подожди немного. Я все сказала тебе, все, что нужно тебе знать в настоящее время.

– Теперь, мама, непременно теперь. – И нежный серебристый голос Лили снова сделался суровым. – Я прочитаю его, и затем всему конец.

Мистрис Дель передала письмо, и Лили молча его прочитала. Мать хотя и стояла поодаль, но пристально следила за малейшим изменением в выражении лица своей дочери. Лили сидела на постели, поддерживая рукой свою голову, так как письмо лежало перед ней на подушке. Из ее глаз текли слезы, и от времени до времени она прекращала чтение, чтобы отереть глаза. Рыдания Лили были весьма внятны, но она довольно спокойно продолжала чтение, пока не дошла до той строки, где Кросби говорил, что дал слово жениться на другой. Мистрис Дель заметила при этом, что Лили вдруг остановилась и что по всем ее членам пробежала судорожная дрожь.

– Он поторопился, – сказала она почти шепотом, и потом кончила письмо. – Скажите ему, мама, что я не буду его презирать. Вы ему скажете это от меня, не правда ли?

С этим вопросом Лили встала с постели.

Мистрис Дель не хотела дать ей обещания. При настоящем настроении духа чувства ее против Кросби были такого свойства, что она сама не понимала их, не могла дать в них отчета. Она чувствовала, что в настоящую минуту могла бы броситься на него, как тигрица. Никогда еще она не питала к этому человеку такой злобы и ненависти, как теперь. В глазах ее он был убийцей, более чем убийцей. Он, как волк, прокрался в ее маленькое стадо и, вырвав из него овечку, сделал ее на всю жизнь калекой. Каким же образом могла мать простить подобное преступление или согласиться быть посредницей, через которую должно изречься слово прощения!

– Мама, вы должны это сделать, не напишете вы, я сама напишу. Помните, что я люблю его. Вы знаете, что значит полюбить мужчину. Он сделал меня несчастною, я еще и не знаю, до какой степени несчастною, но я любила и люблю его. В душе я убеждена, что он все еще любит меня, а при такой уверенности ненависть и злопамятность существовать не могут.

– Буду молиться, да поможет мне Бог простить этого человека, – сказала мистрис Дель.

– Во всяком случае, вы должны передать ему мои слова, непременно должны. Вы так и напишите, мама. Лили просит передать вам, что она простила вас и презирать вас не будет. Обещайте мне сделать это!

– Теперь, Лили, я ничего не могу обещать. Я подумаю об этом и постараюсь исполнить свой долг.

Лили снова села, держась руками за платье матери.

– Мама, – сказала она, пристально глядя в лицо матери, – теперь вы должны любить меня, а я должна любить вас. Теперь мы будем неразлучны. Я должна быть вашим другом и советником, быть для вас всем на свете, более чем когда-нибудь. Теперь я должна влюбиться в вас.

Лили снова улыбнулась, слезы на ее щеках почти высохли.

Наконец обе они спустились в столовую, из которой Белл не выходила. Мистрис Дель вошла первою, Лили следовала за ней и при самом входе как будто пряталась за матерью, но потом смело выступила вперед и, обняв руками Белл, крепко прижала ее к своей груди.

– Белл, – сказала она, – его уж нет.

– Лили, бедная Лили! – сказала Белл, рыдая.

– Его уж нет! Поговорим об этом после и узнаем, как нужно говорить о подобных вещах, не вдаваясь в глубокое горе. Сегодня мы не скажем об этом ни слова. Белл, мне страшно хочется пить, пожалуйста, дай мне чаю. – И Лили села за стол.

Чай был подан, и Лили его выпила. Не могу сказать, чтобы кто-нибудь из них разделил эту утреннюю трапезу с особенным удовольствием. Мать и две дочери сидели вместе, как сидели бы даже в то время, когда бы упала между ними страшная громовая стрела, о Кросби и его поступке не было и помину. Сейчас же после завтрака все вышли в другую комнату, где Лили, по обыкновению, села за акварельный рисунок. Мистрис Дель внимательно следила за ней, ей хотелось дать совет своей дочери поберечь себя, и в то же время она как-то отстранялась от разговора с нею. С четверть часа Лили, с кистью в руке, просидела за рисовальной доской и потом встала и убрала ее.

– Притворство ни к чему не ведет, – сказала она. – Я только порчу хорошее, завтра мне будет лучше. Пойду лучше прилягу, мама.

И Лили удалилась.

Вскоре после этого мистрис Дель, получив через Белл приглашение от сквайра, надела шляпу и отправилась в Большой дом.

– Я уже знаю все, что он хочет сообщить мне, – сказала она, – но все же сходить надобно. Нам необходимо вдвоем переговорить об этом.

Через лужайку, садовый мостик и по садовым дорожкам мистрис Дель пришла в приемную Большого дома.

– Мой брат в библиотеке? – спросила она, обращаясь к одной из служанок, и, постучав в дверь, вошла без доклада.

Сквайр встал с своего кресла и встретил невестку.

– Мэри, – сказал он, – полагаю вам все уже известно?

– Да, можете и вы прочитать вот это, – сказала мистрис Дель, передавая сквайру письмо Кросби. – Можно ли было и каким образом знать, что человек этот поступит до такой степени низко?

– И Лили все уже знает? – спросил сквайр. – В состоянии ли она перенести это?

– Переносит удивительно! Ее твердость изумляет меня. Она страшит меня: я знаю, что за этим последует реакция. Лили ни на минуту не падала духом. Что касается до меня, то мне кажется, что ее твердость сообщает мне силы переносить эту горесть.