Книга Право учить. Работа над ошибками - Вероника Иванова

Ясно. Эльф боится, что я пошёл по пути Стир’риаги и, вкусив запретных благ, променял живое сердце на кусок льда. И как теперь переубеждать упрямца? Есть только один способ, но если воспользуюсь им, обратного пути не будет. Впрочем... А нужен ли мне обратный путь?

Всё, время на отдых закончилось, задранные вверх ноги начинают затекать, пора размять мышцы. Осторожно поднимаюсь, чувствуя, как сотни острых ножек застоявшейся крови начинают новый разбег.

— Я скажу тебе одну вещь, Мэй. Да, я бывал в Драконьих Домах. Но не для услужения и не для проникновения в тайны мироздания. Я просто там жил. И буду жить снова, если смогу. Потому что...

Слова заартачились, не желая покидать губы. Нет, даже не так — застряли в горле вместе с невесть откуда взявшимся комком. Ведь это так легко, взять и признаться, наконец, в своём самом страшном преступлении... Или не в своём? Почему нет ни страха, ни чувства вины, но язык всё равно присыхает к гортани, словно я снова оказался посреди пустыни в Южном Шеме? Наверное, мне просто жаль прощаться с прошлым. До слёз жаль. Зачем я свернул на перекрёстке именно в эту сторону? Ведь мог ещё полжизни бегать от прав и обязанностей, которыми толком никогда не воспользуюсь и которые вынужден исполнять! Струсил? Нет. Всего лишь устал от неизвестности, и зло, сидящее рядом, показалось милее, чем добро, прячущееся за занавеской.

Зеркало эльфийских глаз дрожит, переполненное ожиданием и вопросами. Кажется, ещё чуть-чуть, и тонкая лилово-серебристая плёнка лопнет, выпуская на свободу... Что? Не узнаю, пока не освобожу свои чувства, пока не покину собственную темницу. Дверь еле держится на петлях, засов давно истлел в прах, одного вздоха хватит, чтобы рухнули стены... Иду? Иду.

— Потому что я — дракон.

Последний звук затих, но слова продолжали тяжело висеть в воздухе. До того самого мига, когда лиловое зеркало всё-таки лопнуло, и два прозрачных ручейка начали свой путь к поднимающимся уголкам губ.

— Но если ты дракон, значит...

Это значит очень многое. И почти ничего. Одно название, и только. Коротенькое слово, надёжнее любой цепи приковывающее к действительности.

— Значит...

Крушение старых иллюзий и возведение новых. Лабиринт с прозрачными коридорами, за стенами которых всё время, до рези в глазах видишь верный путь, но никак не можешь найти.

— Значит...

Один вдох. Один выдох. Дверь нового мира открывается, приглашая сделать шаг. Это я медлю? Непохоже, своих шагов сделал с лихвой. Медлит тот, кто подобрал ключ к замку. Но медлит недолго:

— Тебе все эти сокровища не страшны! Ведь они и были твоими, правда?

Как бы мне научиться в любой печальной истории находить светлые моменты? Но уж просить о наставничестве наглого листоухого ребёнка, довольно плюхнувшегося на пол и расплывшегося в улыбке, не буду! Ни за что!

Толчок в плечо, неосмотрительно высунутое мной из-под одеяла. Хорошее такое одеяло из разноцветных кусочков, любовно ушитое лентами...

— Просыпаться собираешься?

Вот ещё! Даже не подумаю. Зря я, что ли, старался, искал самое тихое место в доме, собственноручно взбивал сенник, плотно прикрывал дверь и наоборот, распахивал оконные створки, дабы свежий лесной воздух беспрепятственно проникал в мою опочивальню и навевал сладкие сны?

Толчок повторяется, причём заметно взрослеет, становится сильнее и резче.

— А ну, вставай!

— У меня всё боли-и-и-ит...

Ксаррон не внял страдальческому гласу и одним уверенным движением сдёрнул с меня одеяло:

— Знаю. А чего ты ожидал, избавляясь от игл уже в Потоке?

Я собрался было открыть глаза, но счёл за лучшее посильнее зажмуриться, вспоминая невольную оплошность, совершённую целиком по вине радости, нахлынувшей на меня ввиду скорого возвращения и избавления на некоторое время от необходимости уговаривать и оправдываться.

Впрочем, вернее было бы сказать — неловкость, ведь когда Ксо проложил через Пласты тропку для входа в Поток, чтобы пройти по ней, требовалось исключить влияние Пустоты на магические построения. Другое дело, мне следовало сразу же отозвать серебряного зверька, как только я почувствовал первые признаки достижения желаемой цели, но, каюсь, сплоховал. Думал не о собственном удобстве и безопасности, а перебирал в памяти образы, оставшиеся от беседы с эльфом. Которого, кстати, стоило труда уговорить сначала отправиться на Совет кланов, доложить о завершении миссии по поиску беглеца, и только потом приступить к выяснению всех мельчайших особенностей нежданно обретённого места... хм, службы. Пришлось даже взять с Мэя строжайшую клятву, что он и словом не обмолвится об изменениях в своей жизни, если только не возникнет серьёзной причины. Но, памятуя о способности листоухого находить таковые причины на ровнейшем из ровных мест, не стоило надеяться на долгое спокойствие, следовательно, каждую выдавшуюся свободную минутку нужно тратить с пользой для души и тела!

— Ничего особенного. Да и... Мне уже гораздо лучше.

— Вот это хорошая новость! — воодушевлённо заявил кузен, чем вынудил-таки меня раздвинуть ресницы и охнуть от удивления, поскольку вместо «милорда Ректора» тёплое дыхание наступающего вечера ловил у окна тот Ксаррон, которого я привык видеть только дома.

Правда, в таком роскошном одеянии мой родственник не появлялся ни разу: больше всего оно походило на длинный-длинный, до самых пят, застёгнутый под горло камзол с узкими рукавами, плотно облегающий торс, но от талии расширяющийся и превращающийся в подобие женской юбки, только не слишком пышной. Шёлк, собранный продольными складками, лишь в их глубине являл свой истинный, глубоко-синий цвет, а на поверхности приобретал оттенок весенних небес, омытых дождём, и впечатлению только способствовали крохотные прозрачные кристаллы, рассыпанные по ткани; плечи, казалось, были полностью окутаны драгоценной росой. Но меня поразило другое. У любого другого мужчины описанный вид был бы без оговорок и сомнений признан «женским», а Ксо... Он выглядел взрослее и много мужественнее, чем обычно, даже сложные узлы кос, в которые были заплетены медово-золотистые локоны кузена, добавляли его облику величия. Во всём великолепии наличествовал лишь один изъян: слегка припухшие веки.

— Тебе тоже следовало бы отдохнуть.

— Думаешь? — Он встряхнулся, недовольным движением брови заставил ближайшие свободные Пряди сложиться зеркалом, вгляделся в гладкую поверхность лужицы, покорно повисшей в воздухе, и вздохнул: — Да, перетрудился. Но усталость осталась только на лице, поверь!

Пробую поверить. Раз, другой... Нет, не получается. А устать было от чего: Ксо ждал моего знака о завершении дел. Можно было использовать обычные послания и посланцев, но тогда возвращение домой произошло бы не раньше осени, потому мы решили поступить проще и привычнее для нас обоих. Кузен чуть внимательнее, чем прежде, прислушивался к шёпоту Пространства, а я, как только отделался от провожатых и прочих ненужных наблюдателей, совершил действо, по которому моё местонахождение можно определить мгновенно и безошибочно: выпустил на волю Пустоту. Наверное, ещё не одно поколение торгового люда, знающего Миракский тракт, как самое себя, будут рассказывать о чудесном исчезновении валуна, из-за которого дорогу ещё при строительстве изогнули шпилькой...