Книга Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты должен позвонить своему брату, – сказала Мария-Грация сыну. – Если ты позвонишь, если ты пригласишь его на праздник, может, на этот раз он все-таки приедет.
Но телефонной связи не было, рухнувшие балки террасы оборвали проводку. И Джузеппино так никто и не позвонил.
Лена растерянно бродила по дому, но Мария-Грация была полна решимости.
– И не подумаю уезжать с острова. Я намерена умереть здесь, как мой отец Амедео и моя мать Пина. Я умру в доме, который принадлежал нашей семье девяносто лет. В этом доме до сих пор жив дух моего отца, здесь я появилась на свет. Роберт тоже не может покинуть это место. Он к нему привязан.
– Но цифры есть цифры, – угрюмо сказал Серджо. – Их не обманешь. Мы не можем сделать деньги из ничего.
– Но именно это все и делают, – возразила Мария-Грация и ушла наверх – наблюдать за серым штормовым морем из-за письменного стола своего отца.
Чтобы хоть чем-то занять себя, Лена решила провести инвентаризацию, которая все равно понадобится, когда явятся судебные приставы, засланные большим банком. Она слышала, что якобы они уже объявились на острове и ходят по должникам, отбирая микроволновки и телевизоры. Следующий взнос в банк надо было делать в конце недели, и они почти наверняка его пропустят. С раннего утра Лена относила коробки с бумагами и старыми каталогами на помойку, полировала до блеска кофемашину и автомат для мороженого, готовила коробки для компьютера, телевизора и футбольного стола – на случай, если придется с ними расстаться. Она прошлась по всем запасам в кладовке: персиковый сок и сушеная паприка, бискотти к кофе, arancello, limoncello, limettacello. Да, для фестиваля хватит. Она занесла все запасы в бухгалтерскую книгу. Мария-Грация наблюдала за ней, поджав губы и нахмурив брови, в эти минуты невероятно похожая на Амедео.
– Пока не закончатся все приготовления к празднику, мы больше не станем говорить о том, что будет потом, – объявила Мария-Грация. – Дел у нас полно. Надо украсить бар и испечь три тысячи печений. Мы должны вымыть окна, развесить лампочки. Отчистить плитку на уцелевшей части террасы, обрезать плющ. Подготовить бутылки с arancello, limoncello и limettacello. Достать все имеющиеся кофейники. Сделать заранее мороженое, иначе продукты испортятся. Когда приедет Джузеппино, я попрошу его помочь нам с выплатой следующего взноса, это даст нам какое-то время.
Если Джузеппино вообще приедет, подумала Лена, но ничего не сказала.
Серджо не спал всю ночь, готовил рисовые шарики и печенье. Около одиннадцати помогать ему пришел Энцо, заглянул на пару часов, но остался до утра. Энцо месил тесто своими тонкими пальцами скульптора, как будто это была глина, и все его печенья получались как силуэт святой Агаты. Лена и Кончетта весь день под проливным дождем срезали цветы бугенвиллеи и украшали ими бар. От воды, стекающей с ветвей, на полу собирались лужицы. Затем они прикрепили к потолку подвески с изображением святой.
В городе больше негде было заказать лепестки для фестиваля: цветочная лавка Джизеллы разорилась первой, так что вечером женщины, взяв ведра, корзины и сумки, отправились в темноте обрывать лепестки диких цветов – как происходило это в давние годы. На обломках «Святой Мадонны» и арках tonnara уже развесили лампочки. Поднявшись на холм, Мария-Грация и Лена осознали, что фестиваль, несмотря на все трудности, состоится – темный обычно остров уже сиял таинственными огнями в ночном безмолвии.
И в это безмолвие шагнул Джузеппино – с вечернего парома. Элегантный, в сером костюме, он шел по знакомой булыжной мостовой, катя за собой чемодан на колесиках. Выглядел он подавленно. Его никто не узнавал, и по городу он шел никем не замечаемый, как его дядя Флавио, вернувшийся с войны. И только когда Кончетта ворвалась в бар с криком: «Твой сын приехал, Мариуцца! Твой сын!» – Мария-Грация слетела с террасы в темноту и увидела его. Он стоял, стряхивая с поредевших волос дождевую влагу. Лена вытерла руки о фартук. Она никогда не встречалась с Джузеппино.
– Salve, – произнес он скованно на итальянском, которым не пользовался много лет. – Вот я и дома.
Никакая радость ни до, ни после не могла сравниться с той, что захлестывала сейчас Марию-Грацию.
Привлеченный суматохой, на террасу вышел Серджо. Щурясь от дождя, он спустился по ступенькам и после заминки пожал руку брату. Кончетта и Лена замерли при виде чуда, которое наконец произошло – Серджо, нервно теребя тесемки своего фартука, заговорил:
– Долг, Джузеппино, – тысяча евро или пара тысяч… – этого будет достаточно, чтобы заплатить банку и продержаться до зимы… иначе мы все потеряем… я пропустил платежи. Я знаю, что не должен просить.
Джузеппино поднялся на террасу, сел. Потер грудь, пристроил чемодан на мокрый стул.
– Я не могу помочь тебе, Серджо.
– Pi fauri[89], Джузеппино.
– Я не могу тебе помочь. У меня нет денег. Я разорен.
Мария-Грация наклонилась, обняла младшего сына за плечи.
– Мне пришлось объявить о банкротстве, компанию закрыли.
В Марии-Грации словно прибавилось роста, она распрямилась:
– О банкротстве?! Посмотри на меня, Джузеппино! Объясни, что случилось.
Под требовательным взглядом матери Джузеппино заговорил – сбивчиво, раздраженно:
– Я торговал фьючерсами, больше не торгую. Денег больше нет. Кризис. Бизнесу баста.
– Ты же важный человек, – пробормотала Мария-Грация.
– Никакой я не важный. Я покупаю и продаю контракты. Вы здесь думаете, что я богач! Но я только был на пути к богатству. Вы думаете, я могу творить чудеса? – Его голос был полон горечи.
В бар, почуяв скандал, уже стягивались соседи.
– Квартира, – продолжала Мария-Грация. – Большие машины…
– Все в кредит!
– Ай-ай-ай, Джузеппино! – запричитала Кончетта. – Что с тобой стало, после того как ты покинул остров!
Джузеппино опустил голову, так что стала видна лысина точно в центре макушки – совсем как у Серджо.
– Ах, Джузеппино! – расплакалась Мария-Грация. – Если бы твой дедушка Амедео был жив, что бы он сказал?
– Разве я не посылал вам деньги все время? – закричал Джузеппино. – То на ремонт, то чтобы покрыть недостачу прибыли, снова и снова, хотя Серджо изгнал меня из семейного дела. Вы процветали, мама! И ты, и Серджо, и отец, все вы! Вы купили фургон, перестлали крышу, купили новый телевизор – чем вы отличались от меня в своем желании жить лучше?!
Серджо, молча замерший в дверях, понял, что внимание соседей переключилось на него, что он внезапно из сына неудачливого обратился в сына успешного. Он смотрел на брата, загнанного, униженного, побежденного, и ничего, кроме сочувствия, не испытывал.
– Мама, тетя Кончетта, довольно! Джузеппино, пойдем в дом.