Книга Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вера Фигнер продолжила свою революционную работу теперь уже в Харькове. Когда глава петербургского сыска Судейкин завербовал активного участника «военной группы» Дегаева, тот выдал своих товарищей, а также и ее. Арестовали Веру Фигнер 10 февраля 1883 года. Она провела 20 месяцев в изолированной камере. Судили ее в сентябре 1884 года вместе с 13 товарищами, приговорив к смертной казни, позже замененной бессрочной каторгой. Ее заточили в Шлиссельбургскую крепость, где она провела более двадцати лет, не имея ни одного свидания, а первые 13 лет – и переписки. Многие заключенные за этот срок умерли или сошли с ума. Она выдержала.
В 1902 году им хотели ужесточить условия содержания под стражей. В знак протеста и, возможно, с отчаяния она сорвала погоны у тюремного смотрителя. За это ей грозила смертная казнь. Но началось расследование, закончившееся тем, что администрация тюрьмы была смещена. Без ее ведома мать послала царю прошение о смягчении наказания дочери. Он «снизошел», определив ей 20 лет. Узнав об этом прошении, Вера была возмущена, оскорблена, ведь она не просила ни о каком снисхождении! Она хотела порвать отношения с матерью, но не сделала этого, узнав, что она тяжело больна. Им так и не довелось увидеться…
В сентябре 1904 года ее освободили, отправив в ссылку, а через два года отпустили за границу. Там она боролась за права российских заключенных, которые в некоторых тюрьмах и на каторге находились в невыносимых условиях. После Февральской революции 1917 года она вела общественную и просветительскую работу на родине. После Октябрьской революции она участвовала в Учредительном собрании. Когда на его заседание в Мариинском дворце явились вооруженные матросы-большевики с требованием очистить помещение, она была среди меньшинства, проголосовавшего за то, чтобы не подчиниться.
«Роспуск Учредительного собрания, – по ее словам, – был новым унижением заветной мечты многих поколений и наивного благоговения веривших в него масс. И наряду с этим я сознавала, что мы, революционеры старшего поколения, – отцы наступивших событий». Позже она вновь боролась за права заключенных (уже во время и после Гражданской войны), писала и публиковала свои воспоминания.
Судьба его удивительна, личность – замечательна. В нем сочетались качества, которые принято считать несовместимыми: беззаветная страсть и мужество революционера, темперамент и талант литератора с рассудительностью, энциклопедическими знаниями и необычайной проницательностью ученого; он был одновременно террористом и гуманистом.
Впрочем, если рассудить здраво, ничего нет удивительного в таком парадоксальном соединении черт ума и характера. Ведь для научных открытий, вторжения в неведомое требуются мужество и темперамент революционера, а индивидуальный террор нередко осуществляют те, кто борется за жизнь и свободу сограждан, против поработителей и эксплуататоров, унижающих человеческое достоинство.
«Я родился… – писал он, – в имении моих предков Борке Мологского уезда Ярославской губернии. Отец мой был помещик, а мать – его крепостная крестьянка, которую он впервые увидал проездом через свое другое имение в… Новгородской губернии. Он был почти юноша, едва достигший совершеннолетия и лишь недавно окончивший Кадетский корпус. Но несмотря на свою молодость, он был уже вполне самостоятельным человеком, потому что его отец и мать были взорваны своим собственным капельдинером, подкатившим под их спальную комнату бочонок пороха по романтическим причинам».
Николай Морозов был внебрачным сыном этого молодого и богатого помещика Щепочкина. Мать его – Анна Морозова – была грамотной, любила читать. Дав ей вольную и женившись на ней, помещик не закрепил брака в церкви, поэтому их дети носили фамилию матери. Николай Морозов получил неплохое домашнее образование, был окружен любовью родных. Большое влияние на него оказали природа и рассказы заботливой «суеверной и первобытной» (его выражение) няни.
«Неодушевленных предметов не было совсем, – писал он, – каждое дерево, столб или камень обладали своей собственной жизнью». С этого, как у многих других, началось его поэтическое мировоззрение не просто естествоиспытателя, но и первооткрывателя тайн природы. А основы культуры мышления он приобрел, осваивая библиотеку отца, включавшую немало научных книг.
В интересной, поучительной и объемистой «Повести моей жизни» он вспоминал о своем счастливом детстве: «Большинство окружавших нас помещиков были просто гостеприимные люди, совершенно так, как описано у Гоголя, Тургенева, Гончарова… Многие выписывали журналы, мужчины развлекались больше всего охотой, а барыни читали романы и даже старались быть популярными, давали даром лекарства и т. д.».
Такой патриархальной идиллией запомнились ему времена… крепостного права! Это показывает, до какой степени изолированно от народа жили тогда помещики. Спору нет, не все они были истязателями, самодурами и развратниками. Но за их хорошими манерами и радушным гостеприимством далеко не всегда можно было разглядеть жестокость рабовладельца. В рассказе Тургенева «Два помещика» один из главных героев прислушивался, как пороли его крепостных, и «с добрейшей улыбкой» присвистывал: «Чюки-чюки-чюк! Чюки-чюк! Чюки-чюк!» Хотя нередко крестьянам в крепостной зависимости жилось спокойней, лучше, во всяком случае, материально, чем после освобождения – в экономическом рабстве.
Как справедливо отметил историк Б.П. Козьмин: «В крепостном праве самым страшным было то, что оно безжалостно уродовало личность и крестьян, и их владельцев. Во-первых, оно убивало чувство собственного достоинства и воспитывало психологию рабов; во-вторых, вселяло убеждение в полной естественности такого порядка, при котором один человек владеет другим, как вещью».
Но самое удивительное, что, несмотря на радужные воспоминания детства, Николай Морозов, не испытывая личных невзгод и лишений, только благодаря чтению литературы и общению с настроенными радикально студентами осознал тяжкое и бесправное положение крестьянства и стал революционером. Но сначала было увлечение естествознанием.
Поступив во 2-й класс Московской классической гимназии, он вскоре основал там «Тайное общество естествоиспытателей». Дело в том, что гимназистам не преподавали, в частности, эволюционную биологию, считая происхождение человека естественным путем совершенно неестественным, так как оно противоречит церковному учению.
Этот запрет содействовал именно «вольнодумству», стремлению к свободе мысли и познанию у наиболее умственно развитых отроков. С пятого класса Морозов стал тайком посещать некоторые лекции в университете, а по воскресеньям заниматься в геологическом и зоологическом музеях. Кроме того, его необычайно привлекали географические исследования. В то же время он начал знакомиться и с революционной литературой.
По его признанию, во всех книгах, прежде всего по естествознанию, он искал не только одни лишь научные знания, но более всего ответ на вопрос: «Стоит ли жить или не стоит?» Поиски смысла жизни привели его к мысли трудиться на благо общества, а не только ради удовлетворения собственных интеллектуальных потребностей.
