Книга Сцены страсти - Дина Джеймс

– «Я слыхал, что иногда преступники в театре бывали под воздействием игры так глубоко потрясены, что тут же свои провозглашали злодеянья».[41]

– Послушай, Миранда, – сурово предупредил он ее. – Жизнь – это не театр. Настоящий король Клавдий никогда не признался бы вот так, перед всеми. – Шрив сделал широкий королевский жест. – Он бы приказал зажечь факелы, велел убить актеров и арестовать Гамлета. Или даже, возможно, арестовать актеров и убить Гамлета.

– Я не согласна. Я думаю, он сделал бы именно то, что сделал. Особенно, если удачно выбрано время.

Шрив пожал плечами.

– Но как мы заманим твоего отчима в театр?

– Мы не будем заманивать его в театр. Он будет стоять у памятника. Он будет открывать его.

Шрив вскочил на ноги.

– Это невозможно. Нет. Я запрещаю. Миранда схватила его за руки.

– Подумай об этом. Ни время, ни место не имели значения, и все же они признавались. Какое грандиозное представление! Он будет стоять именно на том месте, где стоял в тот момент, когда они погибали там, за холмом. Он пытается успокоить свою совесть. В течение семнадцати лет он носил в себе свою вину. Он женился на женщине, мужа которой убил, и пытался убить ее дочь. Теперь он пытается загладить свою вину перед ней. Он назовет имена своих жертв, и они придут. Как призрак Банко и отца Гамлета. Придут души погибших.

В его глазах появилось задумчивое выражение, хотя он и продолжал качать головой.

– Возможно. Возможно, в темноте ночи ты и могла бы заставить кого-то поверить в призраков, но не здесь, при ярком свете дня.

– Ты не знаешь здешних обычаев. Ты не знаешь, во что верят люди, которые здесь живут. Это страна, где духи бродят по перевалам и глубоким долинам. Несколько дней назад я ехала через перевал. Я чувствовала дух отца. Не будет никаких призраков. Никаких белых простыней и жутких воплей. Нет. Души. «Я дух. Я твой отец».

Он уставился на нее.

– Значит, ты решила играть Гамлета? Она опустила руки и с гордо поднятой головой отошла от него.

– Я и есть Гамлет. Я поняла это, как только в первый раз прочитала пьесу.

Шрив улыбнулся и поклонился ей.

– Мой соратник. Тогда я сыграю призрака.

– Ты этого не сделаешь! В кавалерийской форме, спрятав волосы под шапку и наклеив светлые усы, я буду очень похожа на отца. Ни один человек, кто когда-нибудь знал Френсиса Драммонда, увидев меня издали, не усомнится, что я – это он. Особенно если моя мать, которая будет сидеть рядом с Уэстфоллом, забьет тревогу, когда я спущусь с холма.

– А если он и глазом не моргнет? Если он рассмеется? Если он просто потребует, чтобы кто-то поехал и помешал тебе срывать церемонию? А если он достанет оружие и начнет стрелять?

Миранда сунула руки в карманы и зло прищурилась.

– О, на это я и рассчитываю. Когда я окажусь от него на расстоянии пистолетного выстрела, я заставлю его это сделать. Если он начнет стрелять? Тогда и я выстрелю в него.

Шрив обнял ее, но она не отозвалась на его ласки, и он почувствовал, как ее бьет нервная дрожь. Он прижался щекой к ее макушке и погладил по спине.

– Миранда, Миранда. Что я с тобой сделал? Научил тебя тому, что жизнь – это театральные подмостки.

– Это сработает, Шрив, – сказала она. – Обязательно сработает.

Он почувствовал, что и его охватывает дрожь возбуждения.

– Миранда, я люблю тебя.

Внезапно она изогнулась в его объятиях, взяла его лицо в свои ладони и привлекла к себе. Ее губы с жадностью прижались к его губам.

– Это сработает. – Она опять поцеловала его. – Сработает, сработает, – повторяла она между поцелуями.

Пламя страсти опалило их. Миранда подалась навстречу ему.

– Шрив, Шрив…

– Миранда, любимая. Только не здесь.

– Нет, здесь. Сейчас. Я безумно тебя хочу. Я не выдержу…

Она распахнула блузку, отрывая пуговицы, и подставила ему свою грудь.

– Пожалуйста, прошу тебя.

Опустив глаза, Шрив увидел, что ее соски уже затвердели, и его тело ответило на ее призыв. Он почувствовал возрастающее возбуждение. Его губы прижались к ее груди. Она обхватила его за шею и поднялась на цыпочки.

– О Шрив! – Ее дыхание с трудом вырывалось сквозь стиснутые зубы. – Укуси меня. Сделай мне больно. Я этого не выдержу. Не выдержу того, что я чувствую. Прошу тебя. О Боже! «Лишь натяни решимость как струну – и выйдет все».[42]

В его руках она превратилась в демона. Изогнувшись, она сжала зубами его мочку уха.

– Прошу тебя.

– Любимая…

Одна ее рука обвилась вокруг его талии и скользнула вниз за пояс его брюк. Обычно Шрив брал на себя инициативу в их любовной игре. Теперь он поежился, когда ее ногти начали царапать тонкую ткань его белья, доставая до самого тела.

Не отрывая губ от ее груди, он приподнял ее юбки. Его руки с резким треском разорвали на ней панталоны.

– Да! – прошептала она. – О да! Последнее слово закончилось криком боли, когда он впился зубами в ее затвердевший сосок. Одной рукой он расстегнул брюки и освободился от них.

– Миранда, – глухо выдохнул он. – Мы не должны этого делать. Особенно здесь в гостиной твоих друзей.

Вместо ответа она обхватила его руками за шею. Правую ногу она закинула ему за спину, открывая ему свое горящее страстью тело. Влажное и горячее, оно прижималось к нему. Миранда начала двигать бедрами.

– Я хочу тебя, Шрив. Я хочу тебя прямо сейчас.

Сунув руки ей под панталоны, он сжал ее ягодицы. Они были не мягкими и податливыми, как у женщины, лежащей под мужчиной, а упругими и напряженными.

Он не мог ответить точно: он приподнял ее или она взобралась на него. Это не имело значения. Внезапно она оказалась над его членом, полностью открытая, готовая принять его.

Ее по-прежнему сотрясала дрожь.

– Шрив… – Она действительно произнесла его имя? Или только подумала?

Он прогнулся в спине и, резко подавшись вперед, одним точным движением вошел в нее. Она вскрикнула от восторга, почувствовав его в себе, ощутив, как он проник в самую ее глубину. Он сделал одно движение, второе. На третий раз наступила разрядка. Всю суть своей жизни, своей любви к ней он выплеснул в нее.

Она вскрикнула снова. Ее бедра задвигались, ее влагалище ласкало его член, то сжимая, то отпуская его. И. теперь Шрив застонал от наслаждения, сравнимого с болью, чувствуя, как с каждым ее движением силы покидают его.