Книга Четвёртая четверть - Инна Тронина

И только когда Мишка увидел тётку в обществе двух незнакомых качков в кожаных куртках, ребята поняли, что попались. И Минкова поступила, как намеревалась. Выбралась на дерево через лоджию, а потом решила скрыться у пруда.

Завернув за угол, я достал зажигалку. Спалил бумажку от таблетки, развеял пепел по ветру. Набрал в лёгкие побольше воздуха и взлетел на второй этаж, позвонил. Дверь мне открыл сам Озирский. Он ничего не говорил, только в упор смотрел на меня. Я опустил веки, давая понять, что всё в порядке.

— Кто будет «скорую» вызывать? — шёпотом спросил шеф.

— Давай. Я наберу. Тётки меня во дворе приметили. Пусть и голос мой запишется.

Что стояло у Беловых в прихожей, я плохо запомнил. Только помню, что кошка Кузина умывалась, сидя около горы разнообразной обуви. Она была серая, в коричневых разводах и с белой грудкой. Сама пушистая, упитанная, ко всему безразличная. Когда набирал «03», краем глаза заметил Лёшку в большой комнате. Там же, в креслах, сидели Надежда Вадимовна и один из Беляшей.

Парень понуро ждал, когда решится его участь. Руки он держал перед собой, словно они были уже скованы. С диспетчерами я умел общаться — часто вызывал медиков к матери. Эх, сидит моя родная в Тёплом Стане и не знает, что Русик ненаглядный ещё раз…

— Алё, «скорая»?! — затарахтел я, как только там взяли трубку. — Человеку плохо… Не знаю, кто такая. Шла по улице и упала. Наверное, сердце. Первый раз её вижу. Я людей на улице с ней оставил, а сам побежал в квартиру, звонить. Да, я вам скажу адрес. Это на пустыре, за домом. На улице Сталеваров…

Когда мне сказали, что машина будет, Озирский щёлкнул пальцами.

— Пусть приедут и заберут тело. Конечно, соседи могут вспомнить, что Минкова ходила к Беловым. Но это никакого значения не имеет. А пока пойдём, работы ещё много…

В большой комнате перед теликом, собралось много народу. Там была и та самая девчонка, Лариса Черняк. Я с порога оглядел обстановку. Ничего, симпатично. Но тесновато, потому что много напихано вещей. Чёрный кожаный гарнитур — два кресла и диван. Столик под журналы из тонированного стекла. Тут же «стенка», ещё один стол. На нём — ваза с искусственными розами. В углу корзинка с постелькой для кошки.

Интересно, Колчановых тут убивали? А Логиневскую? Наверное, потому и ковёр на полу большой, чёрно-красный. На таком кровавое пятно только эксперт и обнаружит. Надо же, такое в квартире творилось, а везде лежат салфеточки-ришелье — как у нормальных людей. Люстра похожа на мятую шляпу из матового, с золочёными прожилками, стекла. Лишний тут старый шкаф, а остальная мебелишка вполне современная, куплена недавно. Да ещё и «девятку» потянули — неплохо живут.

Большой аквариум с рыбками, много цветов. На стенах картины — одна мазня. Я свои рисунки детсадовские нашёл — точно такие же. И где в авангарде прелесть? У подоконника оставили гантели. Другого места, что ли, не нашлось? Или собирались одной из них бить по голове Лариску Черняк? Двери ничего себе, под красное дерево; почти без стекол, но с задвижками. Хорошо придумано — никто неожиданно не войдёт, не помешает…

Надежда сидела ближе всех к выходу в коридорчик. Жадно смотрела на Озирского, будто думала, что тот её спасёт. Когда я «скорую» вызывал, дверь в комнату прикрыли. У них ещё на кухне телефон — к нему я и пристроился. Догадываются ли Беловы, что Виолетта тю-тю? По-моему, пока нет.

Беляши сидят на диване, рядом, плечо к плечу. Оба в просторных чёрных футболках и в слаксах, с «конскими хвостами» на затылках. Я бы таких в менеджеры ни за что не принял — они наработают. На пальцах у Беляшей перстни, на шеях — цепи. Как Лариске-то не страшно было тут находиться? Дура она, что ли?

Генриетта, скрестив руки на груди, стояла около шторы и смотрела в окно. На парковке скучал наш джип. Действительно, со второго этажа нас было видно во всех подробностях. Но почему Беляши своих противников за таких ослов держали? Как можно было дотюмкать, что под лоджией никого не оставят?

— Иди-ка сюда, — позвал Озирский девчонку.

Та была в вельветовом сарафане и в белой блузке. Волосы надо лбом забрала заколками. Симпатичная, ничего не скажешь. Только слишком высокая и немного сутулая. Лариска косилась то на меня, то на Щипача, и силилась улыбнуться взрослым. Зашибленная она какая-то. Родители изверги, что ли? А, может, всё-таки испугалась чего-то? Да нет, просто такой характер.

— Тебя как звать? — Андрей посадил девчонку рядом с собой на диван.

— Лариса Черняк. — Она испугалась окончательно.

— Ты что здесь делала? Ведь не живёшь в этой квартире, правда?

— Я к Надежде Вадимовне пришла заниматься. Она меня пригласила.

— Ты неуспевающая, что ли? — Озирский потрепал Лариску по волосам. — Строение лягушки не выучила? Когда приехала-то сюда? Ведь долго ждать пришлось? Говори, не бойся.

Андрей в упор взглянул на Надежду, и та опустила глаза.

— Нет, я хордовых должна была отвечать, — смущённо призналась Лариса. Интересно, волосы у неё почти чёрные, а глаза какие-то рыжие, с золотинкой. И ресницы такие же. — Надежда Вадимовна немного задержалась, и меня попросили подождать. Чаем угостили…

— А родители знают, где ты сейчас? — строго спросил шеф. — Звонила им? Предупреждала, что задержишься? Когда ты собиралась вернуться?

— Папа обещал приехать в десять часов, забрать меня.

Я представил, как папу послали бы отсюда подальше. Сказали бы, что Лариса уехала одна, а потом пропала. И дело в шляпе.

— Значит, папа. Ясненько. — Озирский хрустнул пальцами. Он всегда так делает, когда хочет кому-то дать в морду, а нельзя. — Давай-ка, Лариса, сейчас ты позвонишь папе и попросишь приехать. А до тех пор посидишь на кухне с… — Шеф взял Щипача за рукав. — Да как тебя звать, наконец?!

— Славик.

Щипач, конечно, врал, но и так сойдёт. Не кликуху же девчонке называть. Андрей тоже хотел поскорее избавиться от Лариски, и потому согласился считать Щипача Славиком. Я устроился на стуле и стал болтать ногами. Своё дело сделал, можно повалять дурака.

— Так вот, вы со Славиком посидите на кухне. У папы есть машина?

— Нет, мы на метро. Тут всего три остановки.

— На какой улице живёшь?

Озирский даже поёжился. Наверное, вообразил, чем всё это могло кончиться. Лариска упёрто смотрела на Белову, а та отводила глаза. Училка уже чувствовала себя арестованной и смирилась с этим.

— Живу на Авиамоторной. В доме, где молочный магазин. Ой, Надежда Вадимовна, я же вам не ответила! Вы меня завтра спросите? В классе?

Ларка жутко расстроилась. Учила, наверное, несколько параграфов — аж кишки вылезли.

— У меня же двойка в конце года! Обязательно нужно исправить. Я всю ночь не спала сегодня. Что же делать? — И Лариска всхлипнула.

— Не надо было двойки получать, — сказала от окна Генриетта.