Книга Государство, армия и общество Древнего Египта - Адольф Эрман

Этот выдающийся документ, который позволяет нам заглянуть за кулисы политической сцены, одновременно показывает нам подлинные факты, скрытые за напыщенными фразами надписей, и становится точкой отсчета нового периода египетской политики, поскольку Египет признает государство хеттов как равную себе державу, с которой он должен делить господство в Передней Азии. Эти дружественные отношения оказались прочными: Рамсес II женился на дочери царя хеттов, и, когда тот однажды приехал в Египет в гости к зятю, фараон приказал изобразить его рядом с собой как князя в своем храме в Абу-Симбиле. Это было нечто совершенно невиданное: правитель варваров, как обычно тогда говорили, «жалкий вождь», изображен на общественном памятнике как человек, близкий к фараону. Это словно было предвестие новой эпохи, наступавшей для Египта. Прошло немного времени после смерти Рамсеса II, и правление сирийца (имеется в виду любовник царицы Тусры казначей Иарсу. – Ред.) стало началом эпохи власти чужеземцев над Египтом, которая, с более или менее долгими перерывами, продолжается до настоящего времени (конец XIX в. – Ред.). А потому для нас достаточно смешно звучат слова верноподданного придворного поэта, который толкует приезд царя хеттов как признак могущества фараона:

«Великий правитель хеттов пишет правителю Кеде:

Приготовься, чтобы мы смогли поспешить в Египет.

Что говорит божественный дух, то происходит.

Мы желаем польстить Рамсесу II, чтобы он

Одарил нас по своему желанию.

Ибо каждая страна зависит от его милостей,

И хетты в…

Если боги не примут от него жертву,

То не случится дождя.

Почтим (?) Рамсеса II,

Быка, который любит доблесть».

Ближайшим и естественным результатом мирных лет было усиление связей между этими двумя странами. Дружба фараона с правителем хеттов дошла даже до того, что он посылал тому корабли с зерном, когда его страна страдала от великого бедствия. Несмотря на эти дружеские отношения, северная граница Египта продолжала оставаться под строгой охраной воинов: хотя теперь Египет мог бы мирно владеть югом Палестины, в ней оказалось очень много кочевников из соседних пустынь (бедуинов и арамеев – будущих евреев и др. – Ред.), и даже при самом суровом правлении эти кочевые племена не могли полностью избавиться от своих грабительских привычек.

Линия укреплений, которая должна была преграждать путь этим кочевникам, упоминается уже во времена Среднего царства и стоит до сих пор. Она состоит из стены, укрепленной маленькими башнями, которые называются семитским словом мигдолы; стена эта служила препятствием, которое трудно было преодолеть рабам, пытавшимся бежать из Египта, и бедуинам, хотевшим пасти свой скот на полях дельты. В это время мы обнаруживаем и оборонительное сооружение другого рода – широкий канал, который, вероятно, связывал озера перешейка. В том месте, где через канал был перекинут мост, с обеих сторон стояли мощные крепости. Все многочисленные остановки с колодцами на дороге через пустыню со стороны Сирии тоже были защищены маленькими фортами. Большая крепость, защищавшая этот мост, была та самая «крепость Тару», которая так часто упоминается как место начала военных походов.

Граница охранялась самым строгим образом. Командиры наемников во главе подчиненных им отрядов несли дозор в крепостях и на стенах, и никто не мог пройти мимо, не назвав свое имя и положение в обществе и цель своего путешествия и не показав писем, которые нес. Тем, что мы знаем об этом, мы целиком обязаны молодому писцу по имени Паебпаса, который жил в царствование царя Меренптаха и был учеником главного возничего Аменемопета. Этот писец, видимо, служил в крепости Тару и должен был вести учет тех, кто выходил из крепости и входил в нее. В течение нескольких дней он записывал нужные сведения на первом попавшемся листе хорошего папируса, которым оказалась обратная сторона его школьной тетради, и в этой тетради эти сведения и дошли до нас[403]. Мне не нужно говорить о том, что для нас эти наброски гораздо важнее всего, что находится на другой стороне страниц этой тетради; к несчастью, местами их почти невозможно прочесть. Вот некоторые из записей Паебпасы:

«В третий год царствования, 15-го числа месяца пахон.

Вышел слуга Баала, сын Дапура из Газы, имевший при себе два письма в разные места, которые нес с собой в Сирию [а именно: к] Хаи, начальнику крестьян, 1 письмо;

[к] Баалу, князю Тира, 1 письмо.

В третий год царствования, 17-го пахон.

Пришел человек от колодца Меренптаха, расположенного в горной стране, к капитану наемников, чтобы провести инспекцию (?) в крепости, которая находится в Тару.

В третий год… пахон.

Сюда поднялись слуга Дхоуте, сын Такаруму из Гакати, а также Дутеу… сын Шамбала.

А также Сутехмес, сын Апедгара, который имел при себе 1 письмо в резиденцию царя [к] начальнику крестьян Хаи.

В третий год… пахон.

Слуга Нехтамон, сын Тара, из замка Меренптаха, который должен прибыть (?) в Даррум, который имеет два письма в Сирию, в разные места:

Пенамуну, начальнику крестьян, 1 письмо;

Рамсесу, управляющему имуществом этого города, 1 письмо.

Сюда поднялся Памерхетму, сын Ану, начальник конюшен, из города Меренптаха, который находится в номе Эмур, имевший при себе два письма в резиденцию царя, в разные места:

Па…мхебу[404], начальнику крестьян, 1 письмо;

Парамхебу, представителю, 1 письмо», и т. д.

Мы видим, что целый ряд египетских чиновников, должно быть, перед этим жили в Сирии – поднялись туда с низин Египта. «Начальники крестьян», которые упомянуты здесь и в других местах[405]как живущие в Палестине, управляли, как верно заключил Бругш, колониями египетских рабочих. Из нашего текста мы узнаем, что в число этих колоний входил также какой-то город, и, возможно, в этом городе раньше жил царский двор.

Пока границы страны так строго охранялись от ее же подданных-семитов, египтянам стала угрожать гораздо более серьезная опасность совсем с другой стороны. Эту опасность частично создали давние враги Египта – например, различные племена ливийцев, с которыми сражались Аменемхет I и другие цари, а частично – новые, враждебно настроенные соседи – например, шардена, шакаруша, турша и т. д.; под этими именами были известны т. н. «народы моря», которые явились с берегов Средиземного моря и вторглись в дельту Нила. Похоже, что с ними сталкивался уже Сети I, поскольку в начале правления его сына среди египетских войск мы встречаем людей шардана, о которых явным образом сказано, что вначале они были пленными. За прошедшее с тех пор время эти племена морских разбойников, которые «шли, сражаясь, по стране, чтобы каждый день наполнять свои рты» и которые, если я верно понимаю, уже устроили набег на Сирию и на царство народа хеттов (Хеттское царство, принявшее на себя основной удар «народов моря», а также новой мощной волны переселенцев из Восточной Европы, погибло; еще несколько сот лет держались отдельные хеттские княжества на юго-востоке рухнувшей державы. – Ред.), поступили на службу к ливийскому князю по имени Мареайю, который теперь с их помощью предпринял большой поход за добычей. Они напали на земли у западной границы Египта, которые с давних времен были оставлены как пастбища ливийским племенам, называвшимся «техен». Но в действительности эта местность принадлежала Египту и так же, как Сирия и Нубия, была заселена памятниками, то есть колониями. Оттуда «народы моря» и ливийцы проникли в дельту, грабя ее по мере своего продвижения, и даже угрожали Гелиополю; кроме того, в это же время они вторглись в оазисы. Это была серьезнейшая опасность, поскольку воины этих народов были хорошо вооружены, и (насколько можно судить по количеству убитых и раненых) их численность могла быть равна десяткам тысяч. Однако боги взяли Египет под свою защиту, и бог Птах явился во сне царю Меренптаху и пообещал ему победу. И действительно, после шестичасовой битвы его войска одержали блестящую и славную победу – такую полную, что ливийский князь Мареайю, не дождавшись исхода сражения, бежал с поля боя, оставив свои сандалии и колчан. Весь лагерь вместе с казной и вся семья князя попал в руки египтян. Лагерь был разграблен солдатами, а потом сожжен, в нем было найдено одних только металлических сосудов 3174, и к этой военной добыче были добавлены 9376 пленных. Чтобы доказать тем, кто оставался дома, что их слова о количестве убитых – истина, египтяне отрубали части мертвых тел (всего было убито 8500 воинов противника) – например, кисти рук у акайваша, практиковавших обрезание[406], а потом погрузили эту добычу на ослов. Египтяне охотно захватили бы и беглеца Мареайю, и фараон послал своих военачальников, «которые были верхом на конях», преследовать его и других беглецов. Однако эти конные египтяне не смогли поймать ливийского князя, и «под покровом ночи» он скрылся.