Книга Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов

— Слушай, лесной хозяин, шёл бы ты да воды не мутил. Лес тут не твой, а двор мой. А бабу эту я любил ещё до того, как она к тебе попала, ясно?

— Коли любил, так чего не пришёл в лес со мной в честном бою померяться?

— Дурак я, что ли? Ты в лесу с дерево можешь вымахать. Попробуй-ка биться у меня на дворе.

Мужик сверху вниз взглянул на приземистого лесовика. На дворе не росло ни деревца.

Лешак сплюнул, гордо вскинул бороду:

— Да кто ты такой, чтобы я с тобой бился? Чёрт, или чудище, или хоть голядин? Не видел я тебя ни на Белизне, ни у Медвежьей горы. И не за бабой к тебе пришёл по царскому повелению, а за данью. Три собольи шкурки с вас. Старейшина-то ваш всю ночь перед Мораниным днём прятался у чужой жены под одеялом.

— Он один умнее вас всех, — огрызнулась женщина.

— Вместо одной собольей можно три беличьи, — невозмутимо добавил Шишок.

— Соболя добывать я ещё не разучился, — проворчал охотник. — Весь мир баламутят, ещё и плати им за это...

Лесовик шёл селом, сжимая в широкой руке три шкурки, и талый снег хлюпал у него под ногами. И таких вот они, воины Солнца, защищали, кровь проливали ради них... Ничего, оказывается, его подвиги не значат даже для этой бабы, с которой он столько лет прожил. Хотелось выпить, а ещё лучше — напиться. Вдруг со священной горы донеслись девичьи голоса, загудел бубен, зазвенела сталь. Шишок поднял глаза, прищурился. Девушки, встав в круг, хлопали в ладоши, а в кругу молодые воины — то ли сарматы, то ли поляне, то ли северяне — плясали по-сарматски, скрещивая мечи. Неожиданно Серячок встрепенулся и, радостно взлаяв, помчался на гору. Леший поспешил следом и увидел, как волк ласкается к одной совсем молоденькой девушке. В ней лесовик сразу узнал свою старшую дочь.

В глухой чащобе, куда не заходят охотники ни из северян, ни из нуров, ни из голяди, на полянке среди угрюмых вековых деревьев горел костёр. На ветвях белели человеческие черепа. На залитом кровью валуне лежало тельце годовалого ребёнка. У костра стояла женщина в сорочке и чёрном плаще, с распущенными светлыми волосами. Сорочка плотно облегала её сильное, здоровое тело. Женщина держала в руке чашу, сделанную из черепа, и лила в огонь свежую кровь. В тишине безлюдного ночного леса разносился её голос:

— Зову тебя, Подземная Владычица, Хозяйка Зверей, Властная над Солнцем, Всеубивающая, Всеразрушающая! Приди сюда, где петухи не поют, собаки не лают, люди земли не пашут, светлым богам не молятся! Зову тебя, Смерть-Яга!

Далеко на севере завыл ветер и понёсся, раскачивая и ломая верхушки деревьев. Пригнанные ветром тучи скрыли луну. Что-то непроглядно-чёрное мчалось по ночному небу, гася звёзды. Лес проснулся. Закаркали вороны, заухали совы, затрещали сороки, приветствуя чёрное летучее тело. А оно зависло над костром и устремилось вниз, на глазах превращаясь в чёрную ступу, в которой сидела старуха с распатланными седыми волосами, орудуя пестом и помелом, будто вёслами.

Изломав в щепки пару кустов, ступа опустилась у костра. Старуха выбралась наружу и, едва кивнув в ответ на низкий поклон женщины, подошла к валуну. Взяла в руки тельце, принюхалась, пробормотала: «Лучше бы поджарить» — и извлекла из ступы железный вертел. Женщина бросилась насаживать тельце на вертел, но старуха отстранила её:

— Э, да у тебя руки дрожат. Пригорит ещё. Дай, я сама. — Она поудобнее уселась у костра и принялась со знанием дела поджаривать ребёнка. — Душу есть не буду. Прокопчу сейчас хорошенько, зачерню и вселю. У западных голядинов как раз одна ведьма рожает. Потерпит до утра. Ничего, живучая — в моей ступе пестом не утолчёшь. Зато ведьмака родит на славу... Ну, так что у вас в ночь на Моранин день творилось? Мне, знаешь ли, не до того было. Старый дурак снова драку затеял с Перуном и Даждьбогом, не хотел ерзовку свою ненаглядную наверх отпускать... Ну, так докладывай, великая ведьма лысогорская!

Костена опустила голову на стиснутые руки:

— Плохи дела, Владычица. Совсем плохи. Чернобор погиб, всех наших на Медвежьей горе перебили Ардагастовы разбойники. Одна я с дочерью и с зятем вырвалась. И медведь мой погиб, и медведица его, и все Великие Звери, каких мы смогли вызвать. Конец Черной земле!

Старуха преспокойно продолжала поджаривать своё яство. Богиню смерти чья бы то ни было смерть возмутить не могла.

— И поделом вам с мужем. В нечистую игру играли! — Яга погрозила вертелом. — Вы кому там служили? Нам или зверью этому? Думаете, если я первая Хозяйка Зверей, так мне с ними легко управиться? Додумались — Змея Глубин вызвать, хоть и в медвежьем облике... Да он, если разгуляется в полную силу, все три мира разнесёт! Я знаю — сама с ним билась. С пестом, на кабане верхом. Еле обратно под землю загнала. Его вызывать — только лишней славы добавлять племянничкам моим да их избранникам.

— Да человек ли он, этот Ардагаст? Колаксаеву чашу из двух половин слить и биться ею — ни один смертный такого не мог! Даждьбог ли в него воплотился или Ярила с кем прижил?

— Даждьбог только избрал его, отроком ещё. А Ярила разве что свёл родителей его. Сорвиголовы были — друг друга стоили. Ты ещё матери его не видела, да и сестры. Обе далеко отсюда. Молись, чтобы сюда и не добрались.

— А если он не бог, то как же может... как же смеет! — Костена сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, голос её сорвался на крик. — Ведь всех лучших, мудрейших людей в лесу истребляет, под корень изводит! Кто же останется — горлорезы его да дураки, что их кормят? А в наставниках у них разве волхвы? Недоучки, отступники, бродяги безродные! А ведь как хорошо было в Черной земле: ни войны, ни усобицы, все страх чернобожий знали, нас, мудрых и вещих, почитали: и старейшины, и воеводы, и простые поселяне.

— И чего же это они за вас, таких мудрых да почтенных, не постояли? — с ехидцей спросила старуха.

— Больно робкие у нас люди. Испугались его железных воинов да проклятой Огненной Чаши. А волхвы его людей обморочили.

— Ну, уж вы-то путать да морочить лучше всех умеете. За Ардагаста, однако, на смерть идут, в бой, сквозь пламя. А за вас... Добро бы только не защитили, а то ведь ловят, бьют, жгут, топят...

— Потому что дураки и неучи! — злобно прошипела Костена. — Оттого и ненавидят нас, мудрых. Нашей-то мудрости не всякий учиться может.

— И одолели вас, премудрых, воины-неучи да волхвы-недоучки, — презрительно бросила Яга. — Да не умнее вы других! Просто хитрее да бессовестнее. И нечего стыдиться... между своих!

— Да ведь пропадут они без нас в лесу, дурачье это! — с бессильным отчаянием простонала ведьма.

Яга спокойно сняла тельце с вертела и принялась разделывать без ножа, сильными, цепкими пальцами.

— Не пропадут. Это вы без них пропадёте. Больно жирными да важными стали вы, особенно в Черной земле. Вот и пришёл Вышата, у которого ничего, кроме мудрости. У вас же украденной. Теперь его любят и верят ему, а вас даже не боятся. А кабы не он, не было бы и Ардагаста — мало ли на свете сколотых, хоть и с царской кровью.