Книга Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но кто угрожает нам?
— Сеньоры, которые сейчас ищут вас в Брильбо и которые с большой свитой проедут здесь, направляясь ночевать в Бриант.
— Ты их видел?
— Да.
— Сколько там человек?
— Может быть, две сотни всадников! — сказал Марио, надеясь испугать собеседника.
— Значит, заговор открыт? — сказал тот, слегка дрогнув.
— Похоже!
Капитан, казалось, размышлял, насколько это возможно было понять по его каменному, вернее, затвердевшему лицу, которое могло выражать умственное беспокойство.
Сердце Марио бешено колотилось. Одно мгновение он надеялся, что его хитрость удастся и что Макабр решится повернуть назад. Но капитан стал говорить по-немецки со своими страдиотами, которые тотчас вышли, и Макабр вновь принял свою изящную позу, одна нога на верхушке тагана, другая — на стуле, покинутом лейтенантом.
Марио осмелился спросить.
— Ну что, мой капитан, — сказал он. — Вы снова отправитесь в путь?…
— На Линьер? Да нет, по правде сказать, обезьянка моя! Мои лошади устали, мои люди тоже. А я так плохо спал в Брильбо прошлую ночь, что хочу здесь набраться сил. Горе тому, кто явится побеспокоить меня здесь!
Эти планы выспаться снова возродили надежду Марио. «Если эти люди очень устали, — подумал он, — будет минута, когда мы сможем ускользнуть».
Он не рассчитывал, как маркиз, на прибытие его друзей и слуг. Пилар, предупредив их о захвате заднего двора в Брианте, должна была послужить причиной того, что сейчас они все устремились туда, рассчитывая встретить маркиза в этом же направлении; поскольку маленькая бродяжка, обладавшая большим разумом, чем допускал ее возраст, не преминет сказать им, что Марио, со своей стороны, отправился предупредить отца.
Пока он раздумывал про себя, вернулся лейтенант Сакканс и обратился к Макабру, дремавшему у огня.
— Капитан, — сказал он тоном наполовину смиренным, наполовину вызывающим, — позвольте мне сказать вам, что благодаря вашей идее заставить нас передвигаться небольшими стайками мы теряем время: ваша жена и ее люди еще не приехали, и, если вы долго засидитесь за столом, как обычно, все может провалиться. Надо не пировать, а быстро поесть, поспать два часа и идти вперед, не дав времени прохожим нести впереди нас известие о нашем прибытии.
— Уничтожайте прохожих! — спокойно ответил Макабр. — Разве это не условлено? Вам не особенно придется потрудиться, потому что мы ни одной кошки не встретили от самого Линьера, эти края пустынны. Но все это лишние слова. Я слышу голос моей Прозерпины. Она едет! Отправься к ней навстречу! — Говоря это, Макабр с усилием поднялся и спустился в кухню.
— Капитан стареет! — сказал по-итальянски Сакканс одному из кузнецов, оставшихся стоять перед дверью.
— Нет, — ответил рейтар. — Он женился, а это хуже! Тогда думают только о том, чтобы кутить, и не умеют действовать, когда понадобится.
Марио, учившийся итальянскому языку у Люсилио, более или менее понял эти слова и последовал за лейтенантом и двумя рейтарами в кухню.
Едва оказавшись там, не обращая внимания на прибывшее подкрепление, загородившее дверь, он проскользнул к Буа-Доре, который стряпал изо всех сил вместе с госпожой Пиньу, говоря себе, что, чем раньше враг сядет за стол, тем скорее представится какая-нибудь возможность побега.
— Вот и ты, дитя мое? — тихо сказал маркиз. — Они не обидели тебя?
— Нет, нет, — ответил Марио, — мы с капитаном в наилучших отношениях. Мы можем поговорить, пока они о нас не думают.
— Прекрасно, но не будем смотреть друг на друга; посмотри, как я делаю, когда говорю с хозяйкой.
— Мадам Пиньу, — крикнул он, — подайте мне масло!
И совсем тихонько прибавил:
— Кто это еще приблизился к двери, моя милая?
— Дама, она сходит с коня. Не оборачивайтесь, вдруг она случайно вас знает.
— Малыш, мускатный орех! — продолжал маркиз, хлопая Марио по плечу.
И сказал ему на ухо:
— И ты не оборачивайся.
— Мадам Пиньу, — прибавил он, склонившись к хозяйке, — постарайтесь увидеть ее лицо.
— Я не узнаю ее, — ответила госпожа Пиньу. — У нее столько волос и перьев… Здоровенная баба!
Привели маркиза и Марио, который судорожно цеплялся за него.
Беллинда с первого взгляда узнала мальчика, и ее лицо, побледневшее от страха, залила краска неудержимой радости.
— Друзья мои, — воскликнула она, — мы поймали и вепря, и кабанчика, а теперь нам положен богатый выкуп, но только нам, слышите? С немцами делиться не будем (так она называла рейтаров капитана), с господином Саккансом и его итальянцами тоже! Мы, только мы получим Буа-Доре и мальчишку, и да здравствует Франция, черт возьми! Подать перо, бумагу, чернила, скорей! Пусть маркиз подпишет выкуп! Я знаю, чем он владеет, и, клянусь, он ничего не скроет! Каждому из этих молодцов по тысяче экю! Понял, маркиз? А мне то, что обещал…
— Тебе, злодейка, все мое состояние, — воскликнул маркиз, — лишь бы спасти моего сына. Давайте же перо!
— Погоди, — продолжала Прозерпина. — Мне не только твои богатства нужны, но и твое имя, и ты подпишешь бумагу с обещанием жениться.
Маркиз и поверить не мог, что эта дьяволица осмелилась высказать такие претензии перед свидетелями.
Рейтары, однако, ничуть не возмутились, а радостно захлопали, словно Беллинда удачно пошутила. Кровь прилила к лицу Буа-Доре, взбунтовавшемуся против гнусной и смешной роли, навязанной ему.
— Вы слишком много просите, мадам, — сказал он, пожимая плечами, — возьмите мое золото и мои земли, но мою честь…
— Это твое последнее слово, старый безумец? Ко мне, друзья! Давайте веревку, и мальчишку — на дыбу!
С этими словами отвратительная женщина показала на большой железный крюк, вбитый в свод кухни для того, чтобы подвешивать поворотный вертел.
Марио, схваченный в мгновение ока, крикнул маркизу:
— Откажись, откажись, отец! Я все перенесу!
Но маркиз ни на миг не мог допустить, чтобы ребенка пытали.
— Давайте перо! — крикнул он. — Я согласен. Я подпишу все, что потребуете!
— Давайте-ка вздернем его разок-другой, — сказал один из бандитов, привязывая Марио. — Тогда у старика перо так и полетит по бумаге.
— Давай-давай! — сказала Прозерпина. — Противный мальчишка это заслужил…
Маркиз совсем было обезумел, но тотчас же взял себя в руки, видя, как побледнел, несмотря на все свое мужество, несчастный ребенок.
