Книга Заговор призраков - Елена Клемм

Визит на кладбище подействовал на нее неожиданным образом: разрозненные мысли сложились в общую картину, и ей стало понятно, что же делать дальше. Она должна почтить память Джеймса и Лавинии, пусть та и не стала ее подругой. Ей предстоит облечься в траурное платье, которое сменит только на саван, потому что радость ушла из ее жизни, ушла безвозвратно, и нет нужды это отрицать.

Агнесс запустила руку в карман, но он был возмутительно пуст, а за взмах ресниц ей не продадут даже черную ленту на капор.

Вздохнув, она дотронулась до груди, нащупывая подарок селки. Согретые теплом ее кожи и оттого казавшиеся живыми, жемчуга перекатывались, не даваясь в руки – предчувствовали, какая участь их ждет. Девушке не сразу, но все же удалось снять ожерелье. Оно едва помещалось в озябших ладонях, вскипало морской пеной.

Жемчуг – к слезам, напомнила себе Агнесс. И разве не для того Ронан оставил ей этот дар, чтобы она, при нужде, оплатила себе обратную дорогу в мир людей? Чтобы жить среди них теперь, ей понадобятся деньги на траур. Черный цвет сотрет улыбки с лиц прохожих и притупит остроты, окутает ее коконом, в котором останется место лишь для двоих – для нее и ее скорби.

В последний раз Агнесс поднесла ожерелье к уху. Крик чаек, шуршание волн о гальку, а вдалеке – отрывистые гортанные звуки, но ничего из этого уже не занимало ее. Если рядом нет Джеймса, Третья дорога покажется такой же унылой, как первые две.

«Я так и не сказала, что люблю его. Он меня не услышал».

Ссудную кассу пришлось искать долго. Агнесс робела, приставая с расспросами к прохожим, и говорила так тихо и сбивчиво, что те быстро теряли терпение. Озвучивать просьбу чуть громче было стыдно. В детстве она часто сопровождала мать к ростовщику, когда та носила закладывать свой корсет, который выкупала, как только приходило вспомоществование от лорда Линдена. Агнесс закрывала лицо фартучком, если мама и приказчик вступали в жаркий спор по поводу степени поношенности корсета. Когда же предметом дебатов становилась шнуровка, девочка лезла под прилавок. Из этого убежища ее сразу же извлекала мать, дабы Агнесс послужила ростовщику немым укором и он надбавил несколько пенсов.

Щурясь от ледяного ветра, девушка проходила улицу за улицей и вглядывалась в вывески, но ни одна из них не служила опознавательным знаком ломбарда, этой юдоли горя и невзгод. Все как одна, лавки выглядели опрятно. Краску на вывесках подновили по случаю праздничного сезона, а стекла витрин отмыли от копоти и протерли так тщательно, что казалось, будто ничто не отделяет прохожих от пирамид из фарфоровых чашечек или золотых часов, гроздьями свисавших с разлапистых подставок. Рядом с тушками кроликов в мясницкой лавке болтались веточки омелы. То тут, то там виднелись гирлянды из остролиста, на которых капельками крови проступали алые ягоды.

«К чему украшения, если до Рождества почти месяц», – думала Агнесс, хотя для нее праздники в любом случае не наступят. Не придется целоваться под омелой, отбиваясь и хохоча, и язык не защиплет от корицы в пунше, и глаза не вспыхнут при виде горящего пудинга, от которого пахнет изюмом и бренди. Вместо хрустящего снега под ногами будет хлюпать слякоть. Слишком много слез пролилось на страницы ее жизни, все строчки размыло до серой мути.

Но жить-то все равно нужно. Вместе с ней пропала бы ее память, все те обрывки воспоминаний, где они с Джеймсом пили чай, шутили и пикировались, ловили призраков и перебрасывались цитатами из пророков. И тот последний лоскут, где он поцеловал ее, прежде чем прыгнуть в огонь. Из этих лоскутьев она сошьет себе одеяло и заберется под него с головой, уж что-что, а махать иголкой она умеет, и стежки получаются ровные. Главное, сосредоточиться на работе и чтобы никто не мешал, так что без черного платья не обойтись. Пусть весь мир оставит ее в покое.

За спиной раздавался мерный перестук копыт. Агнесс оглянулась и увидела карету, которая следовала за ней уже не первый квартал. На всякий случай девушка еще попетляла по улицам, чувствуя, что в желудке разрастается ком, тяжелый, как кусок сырого теста. Кто преследует ее и что им нужно? Оконце кареты было занавешено наглухо. Надвинув цилиндр на лоб, кучер глядел на нее бесстрастно, хотя и гнал лошадей за ней по пятам, неотвратимый, как само время.

Наконец ломбард отыскался в глухом переулке, где шансы повстречать знакомых были невелики. На витрине пылилась всевозможная утварь, от крестильных ложек до лоханей и утюгов размером с наковальню. Тускло поблескивали цепочки, рассортированные по длине, медальоны приоткрывали створки, словно устрицы, а в некоторых видны были миниатюры и тусклые пряди волос. Горло сдавил спазм. Неужели ее жемчуга тоже лягут на пыльном сукне, рядом с табакерками, погнутыми шляпными булавками и застиранными носовыми платками? Но дверь в ссудную кассу была призывно открыта, и закладчица, потупившись, скользнула внутрь.

Из полутемной прихожей, где толпились ее товарищи по несчастью, она попала в коридорчик, вдоль которого были расположены с полдюжины дверей. Планировка ломбардов была ей хорошо знакома. Каждая из дверей ведет в кабинку, выходящую к прилавку, дабы посетители могли сохранить последние крупицы достоинства и спрятаться от чужих глаз. Впрочем, через перегородку всегда можно заглянуть, особенно если из кабинки доносятся громкие крики и брань. Об этом Агнесс тоже знала не понаслышке.

В выбранной кабинке было тесно и пахло сыростью. Вздохнув, мисс Тревельян приготовилась ждать, поскольку приказчик с гладко зализанными волосами не выказывал к ней ни малейшего интереса. Потребовалось немало покашливаний, чтобы привлечь его внимание, а когда он оторвался от гроссбуха и вразвалочку подошел к прилавку, мокрые губы презрительно кривились.

– Ну, показывайте, чего принесли. – Он протяжно зевнул. – Что у вас там, мисс, небось брошка аль муслиновый платочек – от милого дружка презент?

Девушка молча протянула ему ожерелье. Выпучив глаза, приказчик взял жемчуга, но сам оценивать их не стал – побежал за управляющим. В душе Агнесс шевельнулась радость. Значит, жемчуга поистине ценны и за них можно выручить неплохие деньги. В таком случае, хватит не только на траурное убранство, но и на квартиру, а там уж она придумает, чем жить дальше.

Понятно, что в Линден-эбби ей не суждено вернуться. Значит, придется подыскивать место гувернантки, давать объявления в газетах, а это процесс долгий и хлопотный. Чем-то же надо перебиваться, пока ей не придет ответ из торфяных топей Поуиса или графства Мейо.

При виде управляющего, вокруг которого, точно рыбешки вокруг кита, крутились клерки, у нее упало сердце – с таким господином каши не сваришь. Управляющий был отменно толст, суров и посмотрел на Агнесс так, словно обнаружил ее руку в своем кармане. Жемчуга он уже успел припрятать.

– Значит так, мисс, – начал джентльмен, наваливаясь на прилавок, – всем закладчикам мы задаем следующие вопросы: «Как ваша фамилия?», «Является ли товар вашей собственностью?» и «Где изволите проживать?» Вникли?

Девушка зачарованно кивнула.

– Ну так вот, на какой из этих трех вопросов вы не сможете дать честный ответ?