Книга Битва - Триша Салливан

В 2 часа 49 минут она рассмеялась, а потом прислонилась к игровому автомату, плача и утирая слезы с глаз. Выглядела она вконец измученной.

— Сук Хи? Ты в порядке?

— Я сделала это, — прошептала она. — Посмотри, он летит! Прощай, поросенок!

Я направилась к дисплею, но к тому времени, как дошла, единственное, что я могла увидеть, так это слова «ИГРА ОКОНЧЕНА».

— Вот те на! — сказала я. — Значит, все в порядке? Теперь мы можем выбираться отсюда?

— Все в порядке. Закончилось.

Кажется, ей стало трудно дышать. СХ задыхалась, но не так, как Кери при своей астме, просто каждый вдох требовал сверхнапряжения воли. Должно быть, истощение.

— Скажи мне только одно. Зачем ты это сделала, Сук Хи? Я знаю, ты ничем таким не занималась с приятелем Снежного Рожка, тогда с чего ты так на них взъелась? Ты что, расстроилась из-за той фотки?

— Нет.

— Тогда в чем причина? Зачем ты стала стрелять? Ты помнишь?

— Да, помню. Дело в волке.

— В каком еще волке?

— Моем волке, который на рюкзаке. Она назвала его собакой. А волк никакая не собака. Волк дикий. Нельзя просто так касаться волка.

Я прикусила губу. Так же я прикусила и зарождающийся во мне гнев. Неужели она могла быть такой идиоткой? Как такое возможно? Заварить всю эту кашу только из-за того, что какая-то девчонка брякнула глупость о волке на пуговице ее рюкзака?

СХ вся горела, почти пылала, как сиамская кошка. Слишком умная, слишком красивая, слишком хрупкая. Она слегка покачнулась, и я схватила ее за руку. Пора сваливать из этого дурацкого Торжища, нам здесь не место.

Сук Хи посмотрела мне в лицо с сосредоточенностью пятилетки и сказала:

— Мне не жаль этих людей, Сун. Совсем не жаль. Поросенок был важнее. Я просто знаю это. Я знаю.

Я не ответила. Три продавщицы, связанные как телята. Живот Терри, взрывающийся кровью и желчью. Старушки, ныряющие в укрытие. Что она хотела от меня услышать? Сук Хи, несомненно, съехала с катушек, но она моя подруга, и я люблю ее.

Хорошее оправдание, верно?

Но оправдание чему?

— Слушай, нам пора сматываться. Как это лучше сделать? Но, казалось, вся энергия вытекла из нее. СХ прислонилась к автомату «Астероиды» и зевнула.

— Если подождем завтрашнего открытия, то, наверное, сможем выскользнуть незаметно.

— Завтра будет слишком поздно. Посмотри на себя. Тебе надо к врачу.

Она вцепилась зубами в заусеницу и ничего не сказала.

— Ну же, Сук Хи, помоги мне. У тебя еще осталось какое-нибудь влияние на фараонов?

— Нет. Только в игре, а та закончилась.

— Но ты же победила!

— Это морфический боров победил. Я же теперь только Сук Хи. Я больше не особенная. Давай просто подождем, когда вновь откроется торговый центр, а затем мы могли бы…

— Ну уж нет. Тебе срочно нужно в больницу. Дай-ка подумать. Если весь ассортимент изменился так, как ты изменила косметику и ту одежду, мы запросто найдем какое-нибудь оружие. Или хотя бы прикрытие, как то, что ты провернула с девчонками в «Лорд&Тэйлор». Только придется постараться, потому что они ожидают чего-нибудь этакого… Что? Почему ты качаешь головой?

— Сейчас это всего лишь обычный торговый центр, Сун. Я же сказала тебе: все закончилось.

— Но нам надо выбраться, Сук Хи. Ты разве не хочешь наружу?

— Я вконец выдохлась. У меня был план, но я не помню, какой именно. Голова совсем не варит.

Говорят, что у проигравших женщин не отмечается снижение уровня тестостерона, что характерно для любого мужчины, который продул в игру. У нас, у женщин, химический состав всегда один и тот же, выиграли мы или проиграли.

Но чувствую я себя препаршиво, а я женщина. Хотя, если верить социобиологам, это весьма спорный факт. Как-то раз я из мести расплавила всех игрушечных солдатиков Кена на батарее, а девочки, предположительно, на такое не способны. Сейчас же у меня такое чувство, будто из меня, как из шарика, выпустили весь воздух, и совсем нет радости победы, что бы там ни говорил автомат. А посмотрите на Сук Хи — вообще-то она тоже ведет себя не как великий победитель.

— Тем более тебе надо в больницу. Пойдем. Я помогу.

Я потянула Сук Хи за рукав, но она показалась мне грузной и обессилевшей.

— Наш мир практически не существует, — сказала она. — Не важно, что мы будем теперь делать.

— Нет, еще как важно! По твоим словам, так мы прямо какая-то группа-однодневка: покрасовались на сцене с одним хитом и канули в лету. Будущее есть, Сук Хи.

— Может, для тебя и есть. А я уже качусь вниз по склону. Это нормально. Игроки в теннис и физики угасают молодыми. Я больше ни на что не способна, мое единственное достижение — победа в игре.

— Откуда ты знаешь?

— Кончай препираться, — прошептала она. — Ты такая надоеда. То, что только что случилось, настоящее. Помни об этом, что бы ни произошло потом. Ладно? Не забывай меня, Сун. Я не забыла о мире, поэтому ты не должна меня забывать.

— Сук Хи! Эй! — Я встряхнула ее, чтобы не дать заснуть. — Тебе нельзя спать! У тебя же голова ранена.

— Что-то мне нехорошо, — сказала она. — Не могу вспомнить, что я собиралась делать. Возможно, тебе придется самой найти тень, без меня.

Затем она рухнула на пол.

СТОЙКИЕ ОЛОВЯННЫЕ СОЛДАТИКИ

Цитадель Атлантиса внешне не имела ничего общего с замком. Если воткнуть розового фламинго перед входом в палатку «Л.Л. Бин» и назвать себя графом Дракулой, это еще не значит, что вы действительно Дракула. Снаружи Цитадель больше всего смахивала на площадку для игры в гольф — чертовски большое поле с маленькими дымоходами и вентиляционными дырами, торчащими там и сям, и парочкой деловито работающих челюстями кроликов, которых здесь держали, чтобы не дать траве разрастаться. Воображение подсовывает и более мрачные ассоциации, нашептывая в ухо слова «концентрационный лагерь», но если бы вы получили возможность хоть одним глазком взглянуть на то, что находится внутри, то, возможно, отнеслись бы к подобному сравнению серьезнее. Менискус не имел ни малейшего представления, что находится внутри, и он боялся. Оставив все позади, он бы, возможно, и почувствовал себя глубоко взволнованным при одной только мысли побывать в настоящей Цитадели, если бы события прошедших двадцати четырех часов окончательно его не вымотали.

Почти рассвело, то был час буйства природы, когда морской ветер притупляет вонь мусора и относит прочь гул ближайшей автострады. Менискус стоял в тени садового домика с инструментами на южной оконечности угодий Цитадели, в окружении дюжины молодых мужчин. В возрасте от пятнадцати до двадцати двух лет, разного цвета кожи: словно герои фильма о путешествиях сошли с экрана и стояли перед ним — день в Африке, поездка к северу Испании и выходные в Амстердаме — пестрое собрание генов, но у всех имелось кое-что общее. Кто в большей степени, кто в меньшей, но все они походили на Сияющего.