Книга Спутники Волкодава. Путь Эвриха - Павел Молитвин

Пройдя между юртами, он постоял перед входом в свой шатер, готовясь к тому, что предстоит ему сделать в ближайшее время, и решительно откинул кожаный, утепленный войлоком полог.

— Рад видеть тебя в добром здравии, доблестный Сюрг! — приветствовал он тысячника, сидящего на подушках подле жаровни, в которой алела, испуская сизый душистый дымок, горка принесенных от костра угольев.

— Я тоже рад тебя видеть, — ответствовал Сюрг голосом, ничуть не соответствовавшим словам. — Охота тебе самому на ночь глядя посты обходить? Мало у тебя для этого сотников?

— Сотников хватает, но что еще в такой глуши делать? Удалось тебе повидать Имаэро? Он что же, и впрямь собирается всю зиму нас около этого моста продержать? — Барикэ скинул тяжелый плащ и простер над жаровней озябшие ладони.

— Нет, не собирается. А не посетила ли тебя мысль, что я стал бы значительно разговорчивей, угостившись подогретым вином? Меня пучит от кумыса, хотя я готов признать, что это напиток истинных Сынов Вечной Степи. От молочной водки у меня начинается изжога, хотя и она, вероятно, является бесценным даром Богов Покровителей своим возлюб-лейным чадам. Но я-то ведь не степняк! — Тысячник с отвращением окинул взглядом заставленный всевозможной снедью стол. — Жареная саранча, тушеные змеи, салат из дикого лука и вяленые ящерицы-агитоны — это, конечно, очень изысканно, однако не могу ли я получить просяную лепешку и чашу самого простенького вина?

— Неужто Хунган не распорядился о вине? — притворно удивился полутысячник. — Впрочем, он так спешил сообщить мне о твоем возвращении, что ничего удивительного в этом нет. И, дабы искупить его вину, я угощу тебя напитком, привезенным из самого Нардара.

— Из Нардара? — оживился Сюрг. — Это радует. Я привез с собой бочонок саккаремского и завтра же соберу в своем шатре сотников, чтобы они могли про-дегустировать его. Но тебе по секрету признаюсь — вино далеко не лучшего качества, хотя заплатил я за него бешеные деньги. Если цены будут расти и дальше, Хурманчаку, хочет он того или нет, придется вести нас на юг.

— Значит, совет наев еще не принял окончательного решения? — Барикэ извлек из сундука пузатую глиняную бутыль, горлышко которой было запечатано черным воском.

— Я говорил с Кугинуком, Цунзором и другими наями и уяснил, что, если Хурманчак двинет войска на Саккарем, наша тысяча выступит одной из первых. По краю Самоцветных гор мы можем пробраться незамеченными аж до самого Нардара и здорово повеселиться в центре страны. Если же Хозяин Степи решит оставить саккаремцев в покое, нашу тысячу либо отзовут в Ма-тибу-Тагал, либо, разделив на отряды, отправят охранять рудники, шахты и каменоломни в северных предгорьях.

— Тоска-а-а… — протянул Барикэ. Сломал печать на бутыли и начал осторожно извлекать деревянную пробку.

— К сожалению, это все, что мне посчастливилось узнать. Не хотелось уезжать из Матибу-Тагала до совета наев, да что поделаешь… Кстати, где это Экагар по ночам охотится? Мог бы, кажется, хотя бы во время моего отсутствия не уезжать далеко от лагеря! — неожиданно вспомнил Сюрг о втором полутысячнике.

— Пусть развлекается, — заступился за отсутствующего товарища Барикэ. — Здесь все равно ничего интересного не происходит — со скуки сдохнуть можно. А его охотнички дичины настреляют — не душу порадуют, так брюхо потешат.

Полутысячник разлил вино из откупоренной бутыли по глиняным чашам и, поднеся свою к длинному, хрящеватому носу, восхищенно покрутил головой:

— Исключительный букет!

Сюрг, насладившись ароматом драгоценного напитка, пригубил темное вино.

— Великолепно. — Несколькими глотками осушил чашу, поставил ее на низкий столик и поднял глаза на Барикэ: — Все еще вдыхаешь ароматы? Напрасно злые языки говорят, будто степняки равнодушны к благам цивилизации. В винах, во всяком случае, кое-кто из вас научился разбираться!

— О да! В винах мы разбираемся очень даже неплохо. Жители приморских городов, так же как и сак-каремцы, издавна приучали нас к тому, что некоторые вина лучше не пить, а только нюхать. Ты побледнел и чувствуешь легкое недомогание?

— У меня… кружится голова… — с трудом проговорил Сюрг, глядя на полутысячника неестественно расширившимися глазами.

— Это только начало. — Барикэ аккуратно перелил вино из своей чаши в пузатую бутыль и тщательно закупорил ее. — Степняки предпочитают пить кумыс или арху, поскольку вкус добавленной в них отравы скрыть почти невозможно. В вино же можно подмешать все что угодно.

— Ты… Ты отравил меня? — На лбу Сюрга выступила испарина, руки и ноги окаменели и лишь глаза еще жили да губы продолжали шевелиться, хотя голос был едва слышен. — Зачем? За что?

— Ты не исполнил данное Рикиру обещание. Хурманчак все еще жив, а ведь ты знал, что, если он останется жить, придется умереть тебе. — Барикэ спрятал отравленное вино в сундук, бросил обе чаши в жаровню и плеснул себе архи из полупустого бурдюка.

— Но ты… Ты сам привел к Хурманчаку лекаря, исцелившего Имаэро…

— Это была ошибка. Кто же мог знать, что он окажется таким умельцем? К счастью, он остался в Мати-бу-Тагале и здесь нет человека, который помешал бы тебе предстать перед Великим Духом. — Прихлебывая арху, Барикэ с интересом наблюдал за тем, как тяжелеют веки тысячника, как закрывают они помутневшие глаза. Вот сжатые губы Сюрга приоткрылись, из угла рта потекла желтая тягучая слюна, напряженные руки и ноги расслабились…

— А считал себя таким хитрым, таким умным… — Барикэ с сожалением покачал головой, раздумывая о том, что, вероятно, через день-два вернувшийся из Матибу-Тагала Экагар привезет известие о скоропостижной кончине Хозяина Степи и тогда смерть Сюрга даже Рикиру, который на самом-то деле никакой не Рикир, покажется бессмысленной, никому не нужной жестокостью. Хотя, если это произойдет, вряд ли кто-нибудь станет вспоминать о каком-то Сюрге.

Исходя из этого, он мог бы и не убивать своего тысячника, а, связав по рукам и ногам, закатать в циновку и подождать известий из Матибу-Тагала. Но стоит ли оставлять в живых человека, сделавшего себе карьеру, предавая предателей? Из ослиного уха не выкроишь шелковый платок, и если уж на тебя затаил обиду человек, не умеющий прощать своих врагов, — а Сюрг, на беду свою, относился именно к таким людям — то лучше прикончить его прежде, чем он придет отдавать долги. Совесть Барикэ от этого чище не станет, так ведь он и не собирается в Верхний мир. Ему и тут неплохо живется.

Отставив пустую чашу, полутысячник пересек шатер и, откинув полог, позвал Хунгана:

— Произошло ужасное несчастье. Великий Дух призвал тысячника Сюрга к себе и тем самым осиротил всех нас. — Барикэ мотнул головой в сторону сгорбившегося на кожаных подушках тела. — Во избежание ненужных разговоров нам следует вынести его и сбросить с утеса. Гибель командира, обходившего ночью дозоры и сорвавшегося при этом со скалы, представляется мне неизмеримо более достойной, чем смерть от несварения желудка. Не так ли?

— Истинно так, — подтвердил Хунган, преданно глядя в глаза полутысячника.