Книга Племена Гора - Джон Норман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда не забуду красотку Веллу и то, как она стала моею рабыней. Сейчас она молила о прощении, как будто после моих слов что-то могло измениться Я помню, как она прижалась к ногам своего нового хозяина, Хакима из Тора. Потом она подняла голову и увидела, что Хаким из Тора — это я.
— Не поднимайся, рабыня, — сказал тогда я.
— Ты простил меня, Тэрл? — стенала она. — Скажи, ты простил меня?
— Принеси плеть! — приказал я.
Я увидел проезжавшего мимо Т'Зшала. За ним ехала тысяча всадников с копьями.
— Мы возвращаемся в Клим, — сказал он.
— У вас же есть кайилы, — удивился я.
— Мы рабы соли и пустыни, — произнес он. — Мы возвращаемся в Клим.
— Соляного убара больше нет, — напомнил я.
— Мы договоримся с местными пашами о контроле за пустыней и оговорим новые цены на соль.
— Полагаю, они поднимутся, — улыбнулся я.
— Я этого не исключаю, — кивнул Т'Зшал.
Я подумал о том, что не стоило, наверное, вооружать рабов из Клима и давать им кайилов. Это были особые люди. Все они дошли до Клима.
— Если тебе когда-нибудь станет плохо, — сказал Т'Зшал, — пошли гонца в Клим. Рабы пустыни и соли придут на помощь.
— Спасибо, — ответил я. Из них выйдут надежные союзники. Это были свирепые и могучие люди. Каждый из них дошел до Клима. — Полагаю, теперь на соляных приисках все будет по-другому. — Мне вспомнилось, какХассан предупредил меня насчет пропитанного духами платка. «Тебя за него убьют», — сказал он тогда, и я спрятал платок в трещине в соляной корке.
Т'Зшал огляделся. Скованные цепью рабыни попятились. — Мы построим в Климе таверны и кофейни, — сказал он. — Люди слишком долго жили без развлечений.
— Контролируя добычу соли, — сказал я, — вы сможете построить все, что вам захочется.
— Мы объединим все соляные промыслы, — произнес Т'Зшал.
— У тебя большие замыслы, — сказал я.
Т'Зшал был настоящим лидером. Гарун уже пригласил его и его воинов к себе на службу. Они ответили отказом.
Я знал, что Т'Зшал не станет служить никому. «Лучше быть первым в Климе, чем вторым в Торе», — сказал он однажды. Он был рабом, настоящим рабом, только не чьим-то, а рабом самой пустыни и соли.
— Я желаю тебе добра, — улыбнулся Т'Зшал.
— Я желаю тебе добра, — ответил ему я.
Его кайил побежал прочь, поднимая тучи песка. За ним устремилась тысяча всадников с копьями.
Я медленно ехал вдоль длинной колонны, вытянувшейся по пустыне между двумя касбахами.
Не доезжая двухсот ярдов до головы колонны, я увидел маленького Абдула, бывшего водоноса из Тора, агента Ибн-Сарана. Служа Ибн-Сарану, он мог узнать много важных сведений, касающихся войны между Царствующими Жрецами и куриями. К его ошейнику были прикованы две цепи, пристегнутые к стременам всадников, едущих по обеим сторонам пленного. Руки Абдула приковали к болтающейся на поясе железной цепи. Он побоялся поднять голову и посмотреть мне в глаза.
Я попросил отправить его в Тор. Там я позабочусь, чтобы он попал к агентам Самоса из Порт-Кара.
— Сделаем, — пообещал Гарун, высокий паша каваров.
У людей Самоса своеобразная техника допроса. Не сомневаюсь, что маленький Абдул расскажет все, что знает. После этого его можно будет спокойно продать куда-нибудь в Тахари.
Недалеко от головы колонны я увидел белый курдах, установленный на огромном черном кайиле. Я не стал отбрасывать в сторону шторку. Там была не моя девушка. Внутри находилась белокожая и голубоглазая рабыня исключительной красоты и женственности. Светловолосая женщина была одета с особой утонченностью. Украшения ее поражали великолепием и вкусом. Поговаривали, что это любимая рабыня самого Гаруна, высокого паши каваров. Говорили, что зовут красавицу Алейна, что она высокого рода и всегда ходит в шелках, чадре и бриллиантах, хотя на шее у нее стальной ошейник.
Я помню, как ее привели к помосту и швырнули на пол. На возвышении восседал, скрестив ноги, сам Гарун. Девушка не осмелилась поднять на него взгляда.
— Ты будешь моей рабыней, — произнес Гарун.
— Я принадлежу Хассану и люблю его одного! — выкрикнула она в ответ. Ее тут же увели, а ночью доставили в покои хозяина, чье лицо скрывала маска.
— Значит, ты любишь другого? — сурово спросил он.
— Да, — произнесла она. — Прости меня, господин. Если хочешь, можешь меня убить.
— Кто же он? — спросил человек в маске.
— Хассан, — прошептала она сквозь слезы. — Хассан-бандит.
— Неплохой, наверное, парень, — улыбнулся хозяин и стянул маску.
— Хассан! — закричала девушка. — Хассан! — Она бросилась к его ногам и покрыла их поцелуями.
Когда она подняла голову, он приказал ей лечь на ложе. . Сорвав с себя шелковые одеяния, женщина забралась на ложе и встала на колени, ожидая своего господина. Хассан схватил ее за волосы и повалил на прохладный и мягкий шелк, после чего с ненасытностью и яростью мужчины Тахари доказал, что он и есть настоящий ее господин и хозяин.
Утром он напомнил рабыне, что ее должны выпороть три раза. Во-первых, она назвала его по имени во время пожара в Красном Камне, когда на оазис напали люди Тарны; во-вторых, она сбежала из-под охраны его воинов и вернулась за ним в Красный Камень, где и попала в плен; и в-третьих, узнав, кто ее новый хозяин, она снова назвала его по имени.
— Высеки меня, господин, — произнесла она, задыхаясь от счастья. — Я люблю тебя.
Я помню, как захныкала Велла, когда узнала, что Хаким из Тора — это я.
— Ты простил меня, Тэрл? Скажи мне, я прощена?
— Принеси плеть, — приказал я ей.
Она растерянно смотрела на меня. На Земле всегда прощают женщин. И никогда не наказывают, что бы те ни выкинули. Там, правда, нет рабынь. Женщинам Земли не хватает хороших законов и ошейников.
— Я спросила тебя, когда ты меня выпорешь, — потупившись, произнесла она, а ты ответил, что сделаешь это в удобное для тебя время.
— Так вот, это время пришло, — объявил я. Велла резко выпрямилась.
— Знаешь, я тебя ненавижу! — крикнула она. — Ненавижу!
Она яростно сжимала маленькие кулачки и была прелестна в своем гневе. Она по-прежнему носила грязную тряпку, в которую я ее нарядил при взятии касбаха.
Остальные рабыни равнодушно следили за ее истерикой.
— Я предала Царствующих Жрецов! — кричала она. — Да! Я служила куриям! Да! И я рада, что я так сделала! Да! Я рада! Рада! Рада! — Глаза ее сверкали. — Наказывай!