Книга Барбаросса - Михаил Попов

– Что ж,– задумчиво сказал капитан,– надо разжигать костер.

Сержанту показалось, что у начальника случилось что-то вроде солнечного удара. Он ошибался. Голова капитана оставалась холодной.

– Раз мы сами не можем пойти в гости к человеку, который нам очень нужен, значит, нужно пригласить его в гости к нам.

– Только как это сделать? Клянусь муками Господними, он не примет приглашения.

Капитан вытащил из-за пояса кресало.

– Костер, и побыстрее.

Очень скоро стало понятно, в чем состоял замысел Мартина де Варгаса. Он решил поджечь проклятый загон. Внутри наверняка было полно сухой соломы, ветхого и тоже очень сухого дерева, да и сам саман горит великолепно.

– Собрать все…

Всадники стали торопливо и радостно спешиваться.

– …все стрелы. Все до одной.

Наконечники обмотали тряпками и подожгли. Бледные факелы полетели через стену. Там поднялась паника. Солома вспыхивала как порох. Появились языки пламени, почти невидимые в ярком свете полдня, вспучились клубы черного, удушливого дыма.

– Строиться! Всем строиться напротив ворот.

Мартин де Варгас рассчитал правильно. Поняв, что справиться с огнем не удастся, Харудж сделал единственное, что ему оставалось. Он собрал всех своих всадников в кулак, распахнул ворота и нанес отчаянный удар. Если бы люди Мартина де Варгаса не были построены соответствующим образом, если бы сам капитан не был наготове и не ждал именно такого развития событий, сарацины могли бы добиться успеха. Но им противостоял слишком сильный противник. Слишком сильный и дальновидный.

Схватка была исключительно яростной. Полторы сотни человек рубились с остервенением на небольшой пыльной площадке, вертясь и вопя.

Лошади кусали всадников за голенища.

Сшибленные на землю гибли под копытами.

Мартин де Варгас старался не терять самообладания и вэтой ситуации. Он сразу увидел Харуджа. Возле него вились, отбивая наскоки испанцев, четыре телохранителя. Сам носитель белого тюрбана и серебряного халата хоть и достал из ножен саблю, но в ход ее пока не пускал. Его конь вертелся на месте, Харудж ждал, откуда последует главный удар.

Сарацины были великолепными фехтовальщиками, уже не менее двух десятков испанцев валялось на земле с отрубленными руками, залитые кровью.

Если так пойдет дальше, победа может превратиться в поражение.

Мартин де Варгас втайне мечтал о поединке с Харуджем один на один, в то же время ясно осознавая, что у него нет права на такую роскошь. Харуджа надо было убить любым способом – только так можно было прекратить сопротивление озверевших сарацин.

Капитан, наклонившись в седле, вынул из цепенеющих пальцев своего умирающего солдата копье, перехватил его поудобнее и поскакал в гущу схватки.

Выжидать ему пришлось долго, Харуджа все время кто-нибудь заслонял, наконец момент настал, Мартин де Варгас приподнялся в седле, выгнулся, на мгновение замер… Копье вошло Харуджу в середину груди. Тюрбан свалился с его головы. Из руки выпала сабля. Он потерял правой ногой стремя и медленно вывалился из седла.

Рухнул на спину.

Копье осталось торчать из груди.

Схватка почти мгновенно прекратилась. Оставшиеся в живых сарацины бросились врассыпную. Мартин де Варгас не обратил на это внимания. Он подъехал к лежащему и остановился над ним.

– Логроньо.

– Да, мой капитан.

– А ну-ка посмотри, что там у него с левой рукой. Сержант спрыгнул на землю, расстегнул серебряный халат, разорвал потную, окровавленную рубаху.

– У него нет левой руки.

Капитан прошептал одними губами:

– Мартин де Варгас, ты не победишь.

Глава пятнадцатая

МОНАХ И ДЬЯВОЛ

– Это мой бывший господин Харудж,– сказала Мелисса Полихрониу.

– Это человек, притворявшийся немым на моей галере и которого потом все называли Харудж,– сказал Луиджи Беннариво.

– Это человек, в которого я попал ядром из своей пушки,– сказал Рауль Вальдес.

– Этому человеку я приделал искусственную руку. Все звали его Харудж,– сказал Клементио Мендоса.

– Он назвался сначала Исмаилом, чтобы скрыть настоящее имя. Настоящее его имя Харудж,– тихо проговорила Зульфия, дочь Аттара эль-Араби.

– Он ограбил и потопил две галеры флота его святейшества, шедшие из Генуи под моим началом. Я слышал, как сотни людей называли его Харудж,– заявил Антонио Колона.

Барбаросса внимал всем этим разоблачениям почти безучастно. Он отлично понимал, для кого предназначен костер во дворе тюрьмы, но и это его, казалось, волновало не очень.

Дело было сделано, и отец Хавьер, подойдя к его преосвященству, спросил:

– Прикажете начинать?

Кардинал Хименес встрепенулся:

– Что начинать? По-моему, все уже закончено.

– Вот именно, ваше преосвященство. Поскольку имя этого человека выяснено, вина его доказана, судебной ошибки быть не может, я счел бы разумным не откладывать казнь ни на один лишний час. Хитрость, изворотливость этого человека чрезвычайны. Об этом вы осведомлены не хуже моего.

– Вы боитесь, что он может сбежать?

– Я хочу сжечь его как можно скорее.

Кардинал обессиленно закрыл глаза, он не был похож на человека, достигшего венца своих мечтаний.

– Почему вы медлите, ваше преосвященство?! – В голосе святого отца проступила явная тревога.

– А вы уверены, что сейчас сжигаем именно его?

– Я уверен, что мы сжигаем Харуджа, Краснобородого, Барбароссу, сжигаем того, кто на сей момент является антихристом в облике человеческом. Мы все сделаем по правилам. Мы проткнем его серебряной шпагой, мы проткнем его осиновым колом и испепелим.

Кардинал вздохнул тяжело и длинно.

– Но взгляните на него, разве этот изможденный, безразличный ко всему человек, этот жалкий инвалид с тусклым взглядом антихрист?!

– Вы хотите сохранить ему жизнь?! – потрясенно спросил отец Хавьер.

Кардинал слабо усмехнулся и помотал головой:

– Я хочу только одного, чтобы мы убили именно того врага, ради которого затеян наш необъявленный крестовый поход.

– А, понял, вы сомневаетесь. Но ведь ваши сомнения не явились сами собой, это он породил их в вас. Он может, если пожелает, выглядеть и несчастным и ничтожным. Когда ему нужно. Даже вы, ваше преосвященство, поддались на его уловки. Воистину он обладает властью над сердцами.

На лестнице внизу раздался шум. Кто-то требовал, чтобы его немедленно пропустили к кардиналу.