Книга Черная метка - Патрисия Корнуэлл

– Мне хотелось бы знать, капитан, кто сообщил об этом журналистам, – сказал Харрис тоном, который испугал бы большинство людей, которых я знала. – Вы делаете это назло или просто игнорируете мои приказы?

– Скорее последнее, шеф. Не имею ничего общего с прессой. Когда мы с доком подъехали, они уже были здесь.

Харрис взглянул на меня, словно только что заметил. Хэм и Эгглстон забрались на стремянки, прячась за своей работой.

– Что с ней произошло? – спросил меня Харрис слегка изменившимся голосом. – Боже мой!

Он закрыл глаза и покачал головой.

– Забита до смерти неизвестным предметом – возможно, строительным инструментом. Мы пока не знаем, – ответила я.

– Я хочу сказать, есть ли хоть что-то?.. – пробормотал он, и его неприступность стала быстро рушиться. – Ну... – Он кашлянул, не отрывая глаз от тела Брей. – Кто мог это сделать? Зачем?

– Мы работаем над этим, шеф, – произнес Марино. – Пока у нас нет ни одной зацепки, но, может, вы ответите на пару вопросов?

Техники-криминалисты начали старательно приклеивать скотчем ярко-розовый топографический шнур на капли крови, оставшиеся на белом потолке. Харрис побледнел.

– Вы что-нибудь знаете о ее личной жизни? – спросил Марино.

– Нет. На самом деле я даже не знаю, была ли у нее личная жизнь.

– Прошлым вечером у нее кто-то был. Они ели пиццу, может, немного выпили. Кажется, ее гость курил, – сообщил Марино.

– Ни разу не слышал, чтобы она с кем-нибудь встречалась. – Харрис оторвал взгляд от постели. – Я не назвал бы наши отношения дружескими.

Хэм остановился, держа конец шнура в воздухе. Эгглстон посмотрел вверх через бинокуляры на следы крови на потолке, надвинул на них измерительную шкалу и начал записывать показания.

– Что насчет соседей? – поинтересовался Харрис. – Кто-нибудь что-то слышал или видел?

– Простите, но у нас еще не было времени опросить соседей, особенно учитывая то, что никто не вызвал ни детективов, ни криминалистов, пока этого не сделал я, – ответил Марино.

Харрис внезапно повернулся и вышел. Я посмотрела на Марино, но он отвел взгляд. Я была уверена: он только что потерял все, что оставалось от его работы.

– Как идут дела? – спросил он Хэма.

– У нас уже кончаются подручные материалы. – Хэм приклеил конец шнура на маленькую каплю в форме запятой. – Ладно, а куда мне клеить второй конец? Переставь этот торшер в сторону. Спасибо. Оставь там. Прекрасно, – бормотал Хэм, приклеивая шнур к набалдашнику торшера. – Вам нужно завязывать со своей работой, капитан, и переходить на нашу.

– Вам она жутко не понравится, – пообещал Эгглстон.

– Это точно. Нет ничего хуже, чем тратить время впустую, – согласился Марино.

Реконструкция событий не была пустой тратой времени, но она представляла собой изнуряюще скучную работу, если только человек не был влюблен в транспортиры и тригонометрию и не обладал мелочно-дотошным складом ума. Идея заключалась в том, что каждая капля крови имела свою индивидуальную траекторию и в зависимости от скорости, расстояния и угла падения обладала определенной формой, которая могла о многом рассказать.

Хотя сегодня те же результаты могли дать компьютеры, работа на месте преступления требовала такого же времени, и все мы, кому приходилось давать показания в суде, знали, что присяжным больше нравились яркие, разноцветные нити на осязаемой трехмерной модели, чем пересечение линий на схеме.

Но вычисление точного положения жертвы при нанесении каждого удара было излишним, если не имело большого значения, как в данном случае. Мне не нужны были измерения, чтобы понять: здесь произошло убийство, а не самоубийство, и преступник убивал беспощадно.

– Нам нужно отвезти ее в город, – сказала я Марино. – Вызывай перевозку.

– Непонятно, как он сюда попал, – покачал головой Хэм. – Она ведь коп. Она же понимала: нельзя открывать дверь незнакомым людям. Если предположить, что они были незнакомы.

– Черт возьми, это тот же маньяк, который убил женщину в "Куик-Кэри". Должен быть он.

– Доктор Скарпетта? – донесся из прихожей голос Харриса.

Я удивленно обернулась. Думала, он уже ушел.

– Где ее пистолет? Кто-нибудь его нашел? – поинтересовался Марино.

– Пока нет.

– Вы могли бы выйти на минуту? – попросил Харрис.

Марино нехорошо покосился в сторону Харриса, заглянул в ванную и нарочито громко сказал:

– Вы, ребята, не забудьте проверить сток и водопроводные трубы, ладно?

– Все сделаем, босс.

Я вышла к Харрису в прихожую, и он встал подальше от двери, чтобы никто не мог услышать его слов. Шеф полиции Ричмонда не смог совладать с нервами после случившегося. Гнев перешел в страх, и я предполагала, он не хотел показывать его своим подчиненным. Пиджак Харриса был переброшен через руку, воротник рубашки расстегнут, галстук приспущен. Он тяжело дышал.

– С вами все в порядке? – спросила я.

– Это астма.

– У вас есть ингалятор?

– Только что пользовался.

– Не волнуйтесь, шеф Харрис, – спокойным голосом произнесла я, потому что приступ астмы может быстро стать опасным, а стресс мог сделать его еще сильнее.

– Послушайте, – сказал он, – ходили слухи, что она вовлечена в какие-то дела в столичном округе. Когда я пригласил ее в Ричмонд, я об этом не подозревал. Где она берет деньги, – добавил он, словно Диана Брей была еще живой. – И я знаю, что Андерсон следует за ней по пятам как щенок.

– Возможно, она была рядом с Брей, когда та об этом не догадывалась, – сказала я.

– Она у нас в патрульной машине, – сообщил Харрис, будто я этого не знала.

– Мне не нравится давать советы детективам относительно того, кто виновен, а кто нет, – заметила я, – но не думаю, чтобы Андерсон совершила это убийство.

Он опять вынул ингалятор и два раза вдохнул.

– Шеф Харрис, мы имеем садиста, который убил Ким Люонг. Почерк тот же самый. Его нельзя спутать с другим. Его совершил не подражатель, поскольку многие детали известны только Марино и мне.

Он дышал с большим трудом.

– Вы слышите меня? – спросила я. – Хотите, чтобы так же погибли другие люди? Потому что это случится опять. И скоро. Этот парень теряет контроль со скоростью гоночного автомобиля. Возможно, потому, что он оставил свое парижское райское прибежище, а теперь ведет себя как загнанный волк. Он в ярости, он доведен до отчаяния. Может, чувствует: мы ему бросили вызов – и насмехается над нами, – добавила я, спрашивая себя, что в этом случае сказал бы Бентон. – Никто не знает, что у него на уме.