Книга Бритва Оккама - Анри Лёвенбрюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Послушайте, — продолжал Ари, — спасибо, что зашли, это очень мило с вашей стороны, я тронут, но мне хотелось бы побыть одному, и…
— А нам бы не хотелось оставлять тебя одного. На, выпей кофе, — Ирис протянула ему чашку.
Маккензи отказался и снова откинулся на спинку дивана.
— Ну-ну, хватит валять дурака, Ари. Вот уже четыре дня, как ты сидишь взаперти и не отвечаешь на звонки. В чем дело?
Ари промолчал.
— Дай угадаю: поссорился с Лолой?
— Не желаю говорить об этом, Ирис. И вряд ли Кшиштофу это интересно.
— Хотите, я оставлю вас вдвоем? — спросил телохранитель.
— Нет! — ответил Ари.
Ирис приподняла футляр:
— Так это и есть знаменитые страницы?
— Осторожно, они хрупкие! — зарычал Маккензи.
— Ах-ах! — бросила она насмешливо. — Кажется, я наступила на больную мозоль… Можно посмотреть?
— Как хочешь, — вздохнул он, — только не повреди их!
Ирис осторожно открыла футляр и одну за другой перебрала страницы. Залевски следил за ней краешком глаза.
— Они означают шесть дней Творения?
— Что?
— Твои шесть листков — шесть дней Творения?
Маккензи сел на диване:
— С чего ты это взяла?
Ирис воздела руки:
— Да сама не знаю… Здесь шесть страниц, как шесть дней, а на этой, похоже, изображены Адам и Ева. Вот и все. Это напомнило мне шесть дней Творения, поэтому я так и сказала…
Маккензи тут же вспомнился перевод фразы Виллара: «Если ты, как я, предназначен для творения, ты поймешь порядок вещей». Он подошел к столу и одну за другой поднял страницы.
— Знаешь, а не такая уж это и глупость, — сказал он внезапно прояснившимся голосом, словно Ирис наконец вывела его из оцепенения.
— Спасибо.
— Не достанешь из стенного шкафа Библию? — попросил он, не отводя глаз от квадратов Виллара.
Ирис с улыбкой поднялась:
— Ну наконец-то! Ты вернулся к старой доброй привычке обращаться со мной как со служанкой. А я уже начала волноваться.
Обогнув большой телевизор, она достала книгу.
— Прочти-ка мне начало Книги Бытия.
Ирис открыла Библию, пролистала несколько страниц и прочитала вслух:
— «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».
— Выходит, первый день Творения соответствует свету? — взволнованно спросил Ари.
— Вроде того.
Он потер щеку и повернул голову к приятельнице:
— Если вспомнить порядок, в каком совершались убийства, первый квадрат — вот этот.
Он показал ей одну из шести страниц:
— Видишь витраж?
— Да. Красиво.
— Это розетка Лозаннского собора. А в пояснении к нему Виллар говорит: «Кто умеет читать то, что написано на ста пяти стеклах этой розетки, знает тайны мироздания, но для этого надо, чтобы стекло сослужило свою службу». В том смысле, что стекло пропускает свет. Предположим, этот рисунок символизирует свет…
— Эээ… Да. Как скажешь, — ответила Ирис неуверенно.
— Давай читай дальше, — поторопил ее Ари.
— Есть, шеф! «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй».
— Выходит, второй день Творения — это небо?
— Да.
— Посмотри-ка, рисунок на втором квадрате — астролябия, инструмент, с помощью которого читают звезды на…
— Небе?..
— Ну да. И текст Виллара под ним не оставляет сомнений: «Я видел то устройство, которое привез сюда Герберт Аврилакский, раскрывающее нам тайны того, что есть в небе». Продолжай.
Ирис снова склонилась над Библией:
— «И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И назвал Бог сушу землею…»
— Я так и знал! — оборвал ее Ари. — И это тоже подходит! На третий день Бог создал землю. Так вот, на третьем квадрате нарисована статуя Черной Богоматери, которая была символом земли у друидов, упомянутых Вилларом. К тому же статуя закопана в склепе святого Фульберта в Шартре, то есть внутри земли, причем в часовне Богоматери-под-Землей.
— Наверно, ты прав.
— Еще бы! А четвертый день?
— «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так. И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды…»
Ари недовольно поморщился:
— Звезды? А при чем тут они? Разве что я ошибся насчет неба и четвертому дню соответствует астролябия…
— Да почему? — Ирис подошла поближе. — Если следовать порядку убийств, какой квадрат четвертый?
— Вот этот, — сказал Ари, указав страницу на столе. — На рисунке изображен морской гребешок, вырезанный на больнице Святого Иакова, вероятно, в Фижаке.
— Больница Сятого Иакова?
— Ну да… На пути паломников к гробнице святого Иакова Компостельского.
Тут вмешался Залевски.
— Возможно, все дело в этимологии, — сказал он застенчиво.
— Вы о чем?
— По-моему, «Компостелла» значит «Поле звезд».
Ари удивленно улыбнулся.
— Поле звезд! Вы правы! Тогда и это подходит. К тому же это объясняет слова Виллара: «Иногда надо уметь читать символ внутри символа». Раковина символизирует Компостеллу, которая, в свою очередь, символизирует поле звезд. Получается, что четвертый квадрат действительно олицетворяет звезды, а следовательно, четвертый день Творения. Дай угадаю, Ирис: держу пари, пятый день Творения соответствует животным, — взволнованно проговорил Ари, указывая страницу, на которой была изображена резьба на капители из церкви в Воселле.
Ирис прочитала следующий отрывок из книги Бытия:
— «И сказал Бог: да произведет вода животных в изобилии; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной». В точку, дружок!
Ари взял последний квадрат с миниатюрой, изображавшей мужчину и женщину.