Книга Клуб непобежденных - Лиза Гарднер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы считаете, что он причина всего этого? — спросил Фитц.
Шарпантье пожал плечами:
— Мы не можем ничего доказать. У наших парней всегда есть причины делать то, что они делают. Но уж слишком много Дэвид болтает языком. Без умолку. Словно какой-нибудь чертов политикан. Всюду рыщет, передает записки по всему блоку. А в следующий момент — это уж известно — жди какой-нибудь пакости. Причем крупной. Вроде того, что человек кончает жизнь в лазарете, пропоротый острыми предметами. Не знаю, что именно говорит этот Прайс или делает, но в нем есть что-то жуткое.
— Он умеет расположить к себе людей, — повторил Гриффин.
— Хочу рассказать тебе о твоей жене...
На столе у Шарпантье зазвонил телефон. Капрал снял трубку.
— Хорошо. Они готовы привести его.
* * *
Здание тюрьмы максимальной охраны, иначе говоря «Олд Макс», представляет собой особенно внушительное сооружение. Это трехэтажное строение, возведенное еще в 1878 году, венчает громадный, выкрашенный в белый цвет купол. В старые времена в этом куполе горел огонь: зеленый — если все было в порядке, и красный — если что-то случилось. Тогда из Провиденса высылали коляску с лошадью, чтобы проверить, в чем дело.
Тюрьма также может похвастать старейшими в стране, но действующими и по сей день техническими системами. Многие тюрьмы в наши дни оснащены электроникой. Нажми кнопку — и с легким жужжанием откроется дверь камеры А или дверь блока Б. Однако в «Олд Макс» для открывания толстых стальных дверей до сих пор применяют механические рычаги. Заключенные, возможно, не в состоянии оценить такие вещи, но это поддерживает живой огонь под старой исторической оболочкой.
А главное, «Олд Макс» обладает безусловной и ярко выраженной харизмой. Толстые каменные стены выглядят именно как тюремные. Массивные стальные камеры — шесть футов на восемь, сбитые в блок, в три этажа высотой и в тридцать три камеры длиной — выглядят именно как тюремные помещения. Выкрашенные черной краской стальные двери, с тяжким стоном раскрывающиеся перед тобой и с треском захлопывающиеся у тебя за спиной, производят впечатление именно тюремных дверей. Выдержанный букет запахов: пота, мочи, свежей краски, аммиака, человеческого тела — ощущаются именно как тюремные запахи. Да и все остальные звуки: человеческие крики, рев телевизора, звяканье металла, потрескивание радиоприемников, журчание водопроводной воды и струй мочи — все это воспринимается как типичные звуки тюрьмы.
Десятки тысяч мужчин прошли через эти ворота за последние сто лет. Насильники, убийцы, наркобароны, мафиози, воры. Если бы эти стены могли говорить, то это были бы отнюдь не слова. То были бы пронзительные крики, вой и скрежет.
Гриффин и Фитц оставили свои подписи в помещении при входе. Вообще-то посетителей, так сказать, гражданских лиц, обязывали пройти через металлоискатель. Однако как представители правоохранительных органов они были избавлены от этой процедуры и в сопровождении капрала Шарпантье немедленно пропущены через пару ворот, с жужжанием отворившихся перед ними, после чего попали в зону главного контроля. Меры безопасности все еще оставались жесткими. Полицейским пришлось подождать, пока ворота закроются за ними. Затем тюремный надзиратель, сидящий в закрытой будке, жестом велел Гриффину и Фитцу положить свои значки в укрепленный на вертлюге металлический лоток. Офицер подогнал лоток к себе, внимательно изучил идентификационные удостоверения, кивнул, бросил туда же два красных пропуска для посетителей и снова крутанул его, отправляя обратно.
Лишь после того как Гриффин и Фитц прикрепили пропуска к своим рубашкам, стальные ворота перед ними медленно отъехали, пропуская посетителей в замкнутое пространство, своего рода загон. Там им снова пришлось постоять, ожидая, пока ворота закроются сзади и очередные ворота откроются впереди. Только тогда они наконец на законных основаниях оказались в задней приемной «Олд Макс».
С полдюжины охранников расположились по периметру выстланного красными плитками помещения с белыми крашеными стенами. Слева находилась дверь, ведущая в камеры левого крыла здания. Дальше, за ней, размещался кабинет лейтенанта, где два надзирателя контролировали с помощью монитора банк камер особого режима, находящихся под неусыпной охраной. Прямо впереди был коридор, ведущий в кафетерий. А направо находилась комната для посещений, используемая тюремщиками для разных официальных процедур. Там, за дверью, сейчас сидел закованный в кандалы Дэвид Прайс. Снаружи перед дверью дежурили еще два надзирателя. Они подняли глаза на Гриффина, один раз кивнули, затем демонстративно уставились в сторону.
Неужели они думают, что он снова собирается напасть на этого типа? Или тем самым они намекали, что если такое случится, то им на это плевать? Похоже, Прайс держал всю тюрьму на ушах — и не важно, могли надзиратели что-то доказать или нет. Даже в тюрьме повышенно строгого режима заключенные добрых восемь часов в день проводили за пределами камеры — принимая пищу, работая, встречаясь с посетителями, болтаясь по двору и т. д. Другими словами — масса возможностей общаться с другими заключенными и масса времени, чтобы доставлять неприятности тюремщикам.
Да, это место поистине было слишком хорошо для Дэвида Прайса.
Капрал Шарпантье открыл дверь. Гриффин и Фитц последовали за ним.
Сидящий внутри Дэвид Прайс, в коричневатом тюремном комбинезоне, не походил на большинство узников. Впрочем, и никогда не походил. При небольшом росте пять футов восемь дюймов и весе сто пятьдесят фунтов, он все равно выделялся бы в толпе. Светло-каштановые волосы, темно-карие глаза, мягко очерченное круглое лицо — все это делало его похожим на семнадцатилетнего юношу, хотя ему было около тридцати двух. Не красавец, но и не урод. Приятный молодой человек — вот как охарактеризовали бы его женщины.
Пожалуй, даже Синди имела в виду именно это, сказав в тот первый день, когда он заглянул к ним:
— Гриффин, иди познакомься с нашим новым соседом Дэвидом Прайсом. Интересно, что делает такой славный молодой человек в таком месте, как это?
Сейчас сидящий в кандалах Дэвид Прайс опять улыбался.
— Хорошо выглядите, — приветствовал он Гриффина. Казалось, он не замечал ни капрала Шарпантье, ни детектива Фитца. Они не имели отношения к тому делу, которое сейчас занимало его. Гриффин это понимал, они, вероятно, — тоже. «Господи, смилуйся, убереги меня, не дай мне убить Дэвида Прайса».
А тот все улыбался. Дружеской, приветливой улыбкой. Так мог бы улыбаться паренек своему старшему брату. Это было очень похоже на Прайса. Он никогда не бросал открытого вызова, особенно тем мужчинам, которые были крупнее его. Он любил прикидываться закадычным другом, преданным учеником, верным товарищем. Он вел себя всегда уважительно, но не сентиментально, без нежностей. Он был любезен, но без слащавого лицемерия. Поначалу вы не придавали ему значения, потом он завладевал вашими мыслями все больше и больше, а еще через некоторое время вы понимали, что ищете его общества, даже ждете его похвалы и одобрения. И ситуация начинала потихоньку меняться. И менялась до тех пор, пока становилось уже не ясно, кто главный, а кто наперсник. Но, так или иначе, вы об этом уже не слишком задумывались. Потому что вам казалось, будто вы делаете что хотите — пусть даже раньше вам никогда не хотелось ничего подобного.