Книга Вик - Аврора Белль

которая раздражала его безмерно, но продолжал наказывать их обоих, отказывая себе в удовольствии. Лев стоически сидел с дочерью на коленях, уставившись в пространство, быстро подрагивая ногой, и я подумал, что единственное, что удерживает мужчину на месте, — это маленький ребенок в его руках.

А я?

Медленная ярость сжигала меня изнутри, зажигая мои вены жидкой магмой, и когда Аника тихо говорила, ее слова гасили пламя, охлаждая мое сердце до твердого камня.

— Это наша вина, — прохрипела Аника сквозь густой туман тишины, и когда мой взгляд упал на нее, ее губы задрожали, когда она мрачно произнесла: — Мы сделали это, Вик.

Не наша вина. Не мы.

Нет.

Я думал об этом с того момента, как мне позвонили.

Это была моя ошибка, и я собирался ее исправить. Я еще не знал как, но точно знал, что мой палец на спусковом крючке чешется, а моя цель совершенно нечеловеческая.

Как можно убить демона?

Раздался короткий стук, и Алессио повернулся, чтобы открыть входную дверь. Ларедо вошел в беззвучную комнату, долго вглядывался в лица людей, потерявших одного из своих, и медленно покачал головой, осторожно снимая перчатки и приближаясь к Саше.

Саша с каменным лицом остановился, чтобы поприветствовать дядю, и когда мужчина постарше начал:

— Собрал войско. Отправил их в клуб. Они будут следить за всем столько, сколько вам нужно, — его плечи поникли.

— Спасибо, — пробормотал Саша, и это единственное слово благодарности прозвучало так, словно оно застряло у него в горле. Саша никогда не был хорош в любезностях.

Ларедо положил руки на плечи племянника и посмотрел ему прямо в глаза.

— Мы семья. В вашей благодарности нет необходимости. Мы заботимся о своих.

Из открытого дверного проема донеслось стоическое: «Это мы и делаем», и мой позвоночник напрягся.

Филипп Неж оглядел меня с ног до головы, прежде чем медленно, осторожно приблизиться к Саше, и, хотя было ясно, что Филипп еще не забыл о плохих отношениях между ними, он посмотрел на своего старого друга и скучающе фыркнул:

— Слышал, тебе не помешает помощь.

И Саша закрыл глаза, начав с покаянного:

— Филипп…

Но Филипп этого не хотел. Он прервал его жестким тоном:

— Просто чтобы внести ясность, я здесь не ради тебя. — Он повернулся, чтобы посмотреть прямо на меня. — Или тебя. — Он повернулся обратно к Саше. — Я здесь ради Настасьи, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить ее домой в целости и сохранности. — Его челюсть сжалась. — Я здесь для твоей семьи, как я надеялся, что ты будешь для моей.

Пиф-паф.

Произведены выстрелы.

Судя по всему, это достигло своей цели, и Саша отвернулся, чтобы ни на секунду больше не смотреть на мужчину.

Наблюдательный взгляд Ларедо устремился прямо на меня и там задержался.

— Тебе, мой мальчик, — начал он, — придется кое-что объяснить. — Ему понадобилась секунда, прежде чем произнести: — Из всех глупых и безрассудных поступков, которые можно совершить, ты идешь и предлагаешь ему свои услуги

Технически это Саша отдал меня в руки Роама, но я знал, что лучше его не винить.

Выбор был мой собственный.

Мои волосы встали дыбом, и слова заскрежетали:

— Я был в отчаянии.

— Да, — пробормотал Ларедо, кивая. — А теперь ты узнаешь, что такое настоящее отчаяние. — Секундная пауза, затем его брови опустились, и он спросил: — Ты хоть представляешь, кому ты себя обязал?

То, как он это сказал, с хладнокровной уверенностью, сразу же сказало мне, что я, возможно, облажался сильнее, чем думал изначально. И когда Ларедо начал говорить, я понял, что попал.

Пожилой джентльмен сбросил с себя пальто, повесив его на сгиб руки и сказал:

— Артем Козак. — Он подождал реакции и, окинув взглядом лица поколения, слишком молодого, чтобы помнить, продолжил: — Полагаю, это было до вашего времени. Украинский босс мафии штурмом взял Нью-Йорк в середине 90-х. Он начал, как и многие из нас, заявив права на территорию и управляя ею, облагая налогами магазины и дома, пока не заработал достаточно денег, чтобы начать продавать наркотики. Через некоторое время Артем сформировал Sorok Dev’Yat’. «Сорок девять»

Саша повернулся и нахмурился.

— Я знаю это имя. Отец имел с ними дело. Насколько я помню, они были в хороших отношениях.

— Были, — подтвердил Ларедо, кивнув. — Артем был хорошим бизнесменом. У него было видение, и он использовал чистую логику для достижения своих целей. Мужчина был безэмоциональным. Холодным. Даже жестоким. Но он справился с этим дерьмом. Он был уравновешен, красноречив и дипломатичен. Очарователен. Быстро заслужил уважение народов по всей стране. Он был добытчиком. Все хотели быть с ним. Даже элитарные фирмы не обращали внимания на его происхождение, чтобы заключить перемирие. Он был не тем мужчиной, которого ты хотел бы видеть с его плохой стороны.

Разочарование захлестнуло меня, и, прижав руку к голове, я закрыл глаза и произнес:

— Без обид, Редо, но ты планируешь в ближайшее время перейти к сути?

Обычно теплое лицо Ларедо стало прямо-таки ледяным, когда он посмотрел на меня.

— Это моя племянница, мальчик. — Я мгновенно почувствовал раскаяние. Тем более, когда он холодно сказал: — Ты не единственный, кто любит ее, Виктор, но ты единственный из нас, кто неосторожно подверг ее опасности.

Мой живот болезненно сжался.

Было тяжело, но я закрыл рот, потому что он был прав.

Ларедо глубоко вздохнул и выдохнул, прежде чем сказать:

— Артем собрал людей в свои ряды. Сломленный, нестабильный, нелюбимый. Однажды он сказал мне, что это потому, что он считает, что всем нужна семья. — Плохое предчувствие пронзило меня. — Особенно им.

Это были знакомые слова, от которых у меня сжалось сердце.

Я едко рассмеялся и яростно пробормотал:

— Бл*дь.

И Ларедо сознательно заявил:

— А он начинает понимать, к чему все идет.

Моя голова начала раскалываться.

— Артем подобрал Роама.

— Так и было, — подтвердил Ларедо. — Но даже собрав небольшую армию, Артем что-то увидел в мальчике, и он объявил его своим. Он стал представлять его как своего сына, а когда Артему нужно было сделать грязную работу, он звал Роама. О нем ходят легенды. Его жажда крови и склонность к насилию были не только известны, но и прославлялись. Роам был ополчением из одного человека. Этот восемнадцатилетний мальчик выполнял невыполнимую работу, унося