Книга Берегиня - Руслан Валерьевич Дружинин

прижал он к себе Цацу, так что та завизжала.

– Ну всё-всё, каре!.. – отставил шмоху крышак. – Я вам, чушкам, ща подрядочек выпишу. Затащите – в Карге чилиться будете. Проквасите тему – к ломтям на хер выставлю. Усекли?

Чалая закупорилась, а пацанчик, покряхтывая, с пола вставал.

– Подрядочек… чё там… ну… – напрягал бухую решалку Верста.

– Шугайскую хату не в падлу пусть пошукают. До утра не надыбают – тогда и шурнуть, – влезла вдруг шмоха.

– Ну мозгачка! Ну бикса моя центровая! – ткнулся губами крышак в башку Цацы. – Плесень старую и закутышка в Карге мне кормить без резона! Вот и канайте шуршать хату Шугая. Ни одной бригаде нарыть хатку не подфартило, а вам подфартит – до утра, иль таблом своим в Карге не светите, не то на загон кину!

– Ё-ма-на, а можт кого другого подрядишь? – мотнула лычка макитрой. Крышак мигом посмурнел, оттолкнул Цацу, и навис над Чалой, как воронья туча над Вышкой.

– Не рыпайся, не то и подряжу, тока ты под Колодой по частям ляжешь. Я, хрычовка, ещё не списал, кому ты подмахивала: ему пасть порвали и тебя порвут – доганяешь?

Чалая бебики с крышака скинула. Не надо было Версту за лоха держать, он и покрошить может. Восемь лет как Верста её последнего кума с Каланчи уронил. Тогда же Птахи ей в блудуаре тёмную замутили – грохнуть не грохнули, но рожей в Чёртовы Слёзы макнули. У Версты пять или шесть Цац с тех пор поменялось, а вот Чалая одиннадцать лет над Птахами Цацой была, да и не Чалой тогда её кликали, а Солохой: знала всех Пташек, кто мог ссучиться и подрезать, и вперёд подрезала. Шибко бойких батонок она гробила на раз-два. Сколько крышаков срезали, а её Цацей держали: кто с Солохой, тот и крышак. Так и было… давно.

– Усекла, – буркнула лычка, не пялясь в бебики крышаку, который первый за восемь лет не взял её Цацей. – Не выженай тока.

*************

– Вот мразь какая! – трогал распухший нос Рейка, когда Чалая с ним попёрлась с Каланчи в город. – Как такие только живут!

– Ты чё, попутал, закутышек? Сам к Карге блатуешься и на крышака скалишься? Тебе под паханом щас долго шеперить, – вяло брела через мусор и бетонные обломки лычка. Намётанным глазом она высматривала грибы и лом на растопку. Старые Птахи рассказывали, что в городе до морозов всего вдосталь было, квартиры под завязку набиты разным шмотьём, а сейчас мотка старого провода не отыщешь. Чё тут жечь? Пластик – скворчит и воняет, кругом Чадь да бетон. Ещё растяги рекламные есть, но до них доползти нелегко. Висят себе на какой-нибудь верхотуре. Ох и мизги побилось, пока за цветастой тряпкой утягивалось! Чалая по молодости тоже лазала. Стоишь, эдак, на краю, ветер под одёжей щекочет, чуть сильней дунет и полетишь вниз башкой. Страшно, ё-ма-на, но и весело!

Легче стопельники отодрать – они лучше горят и с дровами волыниться не надо, и за растягами ползать. Одну такую растягу Чалая запомнила накрепко: «Рай диванов» – во как на ней написано было! Так лычка прошлое себе в фантазиях и рисовала. Хорошо, что старые Птахи научили её читать и считать. После Чалой такая наука Квочкам не нужна вовсе.

– Что это за хата такая, которую нас искать послали? – плёлся Рейка возле неё. Вот те на, Шугая хату не знает!.. Чалая не ответила и тащилась молча. Базарить ваще не хотелось, лучше думать. Когда про старое время прикидываешь, ни грязи, ни разрушек, ни крыс не видишь. Да, сильно ей по башке врезали, когда последнего, четвёртого её крышака роняли. И врезали ведь не заогны – в Гареме Птахи ей врезали, за то, что щемила их. Бабы ведь не мужичьё, мстят по-змеиному, рожей в тазик с Чёртовыми Слезами макают. Ладно хоть не пришили.

– А я, кажется, про дом Шугая слышал, мне в подвале рассказывали. Жили мы в нашем подвале, как крысы в бочке. Вот решил, что пора.

– Чё пора? – потеплее засунула лычка руки в подмышки. Весна – это куда теплей чем зимой, но холодок пробирал. К вечеру на столбах и остовах тачек иней блестит, в глотке льдом щиплет.

– Решил, что пора в банду идти – хоть в какую, даже в Каргу. Хотя про вас только плохое слышал.

– А чё, про кого-то чё-то хорошее слышал?

Рейка замолчал. Но поздно, разбередил лычке мысли, без трёпа теперь и тащиться не охота. Может свалить из Карги? Ё-ма-на, и куда? Чалая же коренная! Чё она, в подвал к кому сунется грибы жрать, или с ломтями таскаться и бацаться?

– Всё, кранты нам с тобой, Рейка. Не пропалишь ты эту хату, – прогундосила она. – Центровые шманали-шманали, мизга шманала-шманала, загоны шманали, кутышня, ломти шманали, а нет хаты – никто не нарыл.

– Это та самая квартира, где добра полно? Ещё говорили она запертая, внутри мебель, и штуки всякие разные из прошлого, как в старовременье.

Чалая пнула с пути позеленелый кусок кирпича и только фыркнула.

– Ты чё, ваще про Шугайскую хату не рубишь?

Рейка замолк. Совсем зелёный чушкарь, она таких на Каланче навидалась. В банду лепятся, а сами ссыкуют из подвала наружу вынырнуть. Всё-то им по углам загоны мерещатся, и сами же они к загонам блатуются, только бы больше не ссаться.

– Шугай – это крышак был какой-то главный? – спросил Рейка.

– Ё-ма-на, Шугай тебе не просто крышак, он из крышаков ломоть! – вправила ему мозги лычка. – Скипер лет двадцать назад крышевал – лютый был падла, но в раз отскочил, в ломти подался. Я вот сколько на свете живу, ни разу не видала, чтоб крышак по своей воле с себя посвист скинул. Не, коли бычары прижмут, срез на Вышке поднимут, бывало и посвист протягивали, но Шугая хер кто прижимал. Он припадочный был, дурка лысая, тока задумает, что против него шкнягу толкают, первый кого хочешь уроет. Скиперские по тому времени всех щемили, но Шугай у Скорби, крысоёпов этих, Цацу себе заглядел, и, мол, втюрился в неё по уши.

Чалая поскребла лоб, прикидывая, чё там ей старые Птахи рассказывали, кто сами Шугая видели, она ведь по малолетке не понимала ни шиша. Любви в Центре не