Книга Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин

— Разрешите, девушки, я вам помогу.

Алик увидел, вцепился в носилки с другой стороны, а глазами в Тамару стреляет. Тамара хохочет:

— Бросай, Катя.

Они носилки бросили. Алик и Лева держат, потом перехватились и вдвоем потащили мусор — потеха!

Алик обратно пустые носилки тащит. Девчата кричат: «Пора кончать!»

— Еще поработаем. — И сам к Тамаре подходит: — Понесем вместе.

— Ох, устала… — говорит Тамара, ни к кому не обращаясь, и итальянским платком обмахивается.

Алик носилки бросил:

— Отбой!

На мотоцикле они подкатили прямо к засыпушке № 5. Увидев на пороге главного комсомольского вожака, девушки пришли в неизъяснимый восторг.

— Ой, девоньки! — закричала Галя. — Тамара по вещевой лотерее мотоцикл выиграла. — Надо сказать, что все население засыпушки мечтало выиграть по лотерее проигрыватель или магнитофон: билеты они коллективно покупали.

— Нет, — ответила Тамара, и глаза ее сияли, — я выиграла самый главный приз…

Во вторник после работы они отправились покупать призы для вечера «Учись танцевать красиво». Накупили полную коляску. Поехали к Зое, сдали ей призы на хранение.

Вдруг Алик говорит:

— Теперь ко мне.

Тамара испугалась:

— Зачем?

— Отчет надо составить. Поможешь.

Никогда в жизни Тамара не была на квартире у одинокого мужчины. Ходила в общежитие к ребятам, бывала в семейных домах, встречалась с парнями на танцах, в кино, а чтобы на квартиру — никогда. Ей казалось, произойдет нечто ужасное, непоправимое.

Она переступила порог его комнаты — и ничего не случилось. Только сердечко екнуло.

— Садись, — сказал Алик.

Тамара села на краешек стула, лицом к двери, чтобы в любую минуту можно было вскочить и убежать.

Комната ей понравилась. Тахта с гобеленом. Над тахтой портрет Льва Николаевича Толстого. У окна письменный стол с прибором и перекидным календарем, у стола этажерка с книгами. На стенах тоже полки — очень много книг.

Пол чисто вымыт. И посредине — кусок цветного линолеума.

Очень красиво.

Они писали отчет, разговаривали. Тамара вдруг вскочила:

— Мне пора.

— Сиди, время детское.

— Нет, нет. Девять часов. Мне пора.

— Я сейчас чайник поставлю. Чаем тебя угощу.

— Чаем? С печеньем? — у Тамары даже ноги подкосились от страха; она села, чтобы унять дрожь в коленках. Вот оно, начинается. Точно так же было у Нинки с химкомбината, еще в Ангарске. Она к одному ходила на квартиру, чаи с печеньем распивала, а потом стала мать-одиночка. «Они в чай специальный порошок подсыпают, — рассказывала Нинка, выйдя из родильного дома. — Раз-два — и ты мать-одиночка».

— Ты чего испугалась? — спросил Алик, глядя на нее. — Я же тебя не съем.

Тамара потрогала рукой пылающий лоб и с трудом выговорила:

— Мне надо на свежий воздух. Голова болит.

На улице она пришла в себя и поклялась, что больше никогда не переступит порога этого дома. Она даже не разрешила Алику проводить ее до засыпушки.

На другой день они пошли в кино, оттуда на танцверанду.

Алика позвал дежурный, он отошел.

Тамара танцевала со всеми, кто ее приглашал, ни одного танца не сидела на скамейке.

К ней подошел Лева, одинокий инженер-строитель. Сбоку выскочил другой ухажер. Они начали препираться, кому танцевать с Тамарой. Тамаре смешно, а они уже друг друга за грудки хватают. Драться начали. Тамара испугалась, спряталась за чьи-то спины. Прибежали дружинники, привели все в порядок, будто ничего и не было — лишь валялась на полу вырванная с мясом пуговица. Ее наподдали ногой танцующие — и все.

Нет, еще не все. Вдруг громко на всю танцверанду:

— Комсомолка Дорошенко, к выходу!

Тамара узнала родной голос, выходит. Он стоит и с ним вся дружина верная.

— Хочешь, чтобы тебе на танцверанду запретили ходить? — это он, конечно, для виду спрашивает.

— Что ты еще мне запретишь?

— Запрещаю грубить мне.

— А еще что?

— Комсомолка Дорошенко, следуйте за мной.

И она пошла за ним, как побитая собачка. А дружина верная осталась следить за порядком.

Они ушли далеко-далеко в тайгу. И тогда он заговорил:

— Выпить хочется. Из-за этой драки настроение испортилось.

Она молчит. Все еще сердится.

— Поздно уже. Магазины закрыты.

Она молчит.

— Где бы достать? — Алик свое тянет.

Ей стало жалко его.

— Давай лотерею пропьем.

Они взялись за руки и побежали.

Зоя была дома.

Они взяли главный приз, раскупорили. Потом выпили вторую бутылку. Алик покопался в призах: пустые портсигары, безделушки, шоколад — ничего такого, что можно было бы выпить.

— Я говорил — надо было покупать четыре бутылки.

— Хватит с вас.

— Эх, гулять так гулять. Зоя, Тамара, берите шоколад. Завтра все возмещу.

Пошли гулять на Ленинградский проспект.

Начал накрапывать дождик. Он отдал ей пиджак. Они гуляли под дождем и вели разговор «за жизнь» — ничего не поделаешь, именно так говорят теперь молодые люди и в Москве, и в Ростове, и в Сибири.

— Главное, быть честным, — говорила Тамара. — Девушке трудно оставаться честной: со всех сторон пристают. А мы ведь слабый пол — так