Книга Лики Богов. Часть I. Война с черным драконом - Тара Роси

матери родная сестра.

У витязя не нашлось слов, чтобы выразить отношение к услышанному. А вот Баровит, казалось, ничуть не удивился.

— Говорю же, ликом ты на неё похож, — задумчиво сказал он, — на них обеих. Оттого в межмирье хаживаешь, плотью своей управляешь. Меня мати-Аделя учила останавливать сердце да сызнова пускать, правда, я тем овладеть не сумел. А у тебя оно само собой выходит… Аки у Умилы получается кровь заговаривать да животных воле своей подчинять. Аки нянька в Навь хаживает — всё оно от одного корня.

— Их род — ведовской, — глухо произнёс Демир, усаживаясь рядом с сыном. — Я никогда не расспрашивал, да Рода сказала как-то, что в их роду бабы служат Богам, а мужики род продолжают… Тех, в ком Боги говорят, в учение к волхвам отдают, не дожидаясь имянаречения.

— Отчего? — шепнул Волот, буравя взглядом пол.

— Оттого, что управлять той силой надобно, — ответил отец и, кивнув на Баровита, добавил: — Помнишь, как Баровит мучился, не в силах от гласа мёртвых отделаться? Таковых чад обучают с малолетства, иначе быть беде… Рода старшая, её отдали в храм Макоши, когда Аделе три лета было. Они повстречались вновь, лишь когда Аделя тебя под сердцем носила.

— Как признали друг друга? — спросил Баровит, тщетно растирая виски.

— На развалинах родительского дома встретились, — сказал Демир. Подумав, продолжил: — Меж ними любви сестринской никогда не было. Они ладили, Рода вас нянькала… да всё ж Рода называла себя моей сестрой, а Аделю моей женой… Аделя тоже про Роду всегда «твоя сестра» говаривала. Мы все к тому привычны были, посему никогда я вам не разъяснял, кто кому по крови кем приходится… Да оно неважно.

— Важно, — перебил Баровит. — Нянька через Волота вести шлёт…

— Кабы знал я о родстве нашем, — вспылил Волот, вскочив с ложа, — так мог бы через кровь её дозваться! Не понимаю я, что за видения духи мне шлют, нянька мне картины странные кажет!.. Я мог бы уж давно её очами взглянуть, да был уверен, что мне она родима токмо по духу, аки Баровит…

— Скажи… передай… дочери передай, — голоса в голове не стихали, мучая Баровита. Он уже не слышал негодований Волота, голоса заполняли его, рвали на части. — Сыну мому скажи… беда… смерть… Скажи, пущай в Кинсай не суётся… а моим скажи… моим передай…

Баровит поднял с сундука кинжал, прошёл мимо отца с братом. Их голоса оставались непонятыми витязем, сколько бы они его ни звали. Выйдя из опочивальни, Зорька нос к носу столкнулся с Умилой.

— Что стряслось? — взволнованно спросила она, но в ответ получила лишь поцелуй в лоб.

Баровит сбежал по лестнице, пересёк горницу и вырвался из сеней на крыльцо. Прохладный воздух окутал его, запустил в волосы незримые щупальца. Пожирая тени горизонта, заря выбрасывала в небо багряные всполохи. В этих всполохах к Баровиту тянулась Навь. Сотни голосов слились в едином неразборчивом шипении. Длань смерти хладом опустилась на плечо, заскользила по позвоночнику, потянула к саду. Баровит не пытался сопротивляться, покорно последовал влечению. В дрожащей на ветру листве мелькали души умерших, каждый желал передать весточку родным. Но был среди них тот, кто силой духа гасил прочие гласы. Проведя лезвием по ладони, Баровит всмотрелся в кровавые разводы на клинке — лик Акима отразился в нём. С размаха вонзив кинжал в землю, витязь занёс над ним руку. Капли крови застучали по деревянной рукояти. От стены хлада отделилась блёклая дымка, поднялась над землёй. Баровит проследил за её движением — облако зависло над крышей бани, медленно приобрело очертания деда. В два шага достигнув бани, витязь взобрался на крышу, очертил перепачканными в крови пальцами круг. Аким шагнул в него, черпая силу живого человека, расправил плечи.

— Ты слаб, деде, — шепнул Баровит, всматриваясь в полупрозрачные черты духа. Аким не был похож на того, кем был при жизни. Его лицо приобрело серый цвет, под поблёкшими глазами пролегли чёрные круги, щёки ввалились. Грозный богатырь горбился, словно огромный груз тянул его к земле. Всё это рождало в душе Баровита страх за деда. — Ты не черпаешь силу живых, отчего?

— Я всегда защищал люд, не могу теперича пить его жизнь, — отозвался Аким.

— Тебя раздавит Явь, — покачал головой Баровит, — пока ты здесь, пей мою силу.

— Благодарю, — вымученно улыбнулся дед, указал на горизонт: — Смотри.

Баровит взглянул в разрастающееся зарево — чёрная кромка горизонта расслаивалась, рассыпалась на сотни человеческих силуэтов. Огромное призрачное войско, коему не было числа, ступало по верхушкам деревьев, крышам теремов, поглощая всё на своём пути.

— Война началась, — сказал Аким, движением руки разогнав видение. — Дракон пробудился в императоре аримийском. Ему не надобны клочья землицы приграничной, он идёт за спелыми лугами да градами великими. Покамест Кинсай не падёт к ногам его — не успокоится… Рода пробудилась, да Навь поубавила её силы, а пополнить их времени не хватает. На границе лишь её да Велиборова дружины стоят.

— Ты велел успеть самое главное. Что это? — отведя взор, спросил Баровит.

Аким улыбнулся в ответ, протянув витязю руку, обхватил плечо. Поблёкшие глаза смотрели на названного внука с добротой и нежностью:

— Каждый успел сделать то, чего боле может не быть. Война лишит многих жизни, а посему токмо в эти два месяца вы могли жениться, зачать чад, построить дома себе али подлатать родительские, примириться с родичами да друзьями. Токмо в эти два месяца вы могли пожить мирной жизнью… вы это сделали.

Баровит молча слушал его, соглашаясь с тем, что для многих дружинников это время было самым счастливым, что теперь им есть к чему стремиться, к кому возвращаться.

— Скажи обо всём отцу, — велел Аким, — ибо Волот продолжает негодовать, разговор у них не ладится.

— Всё отцу передам. Ступай, Аким Абатурович, не мучай себя, — кивнул Баровит, стерев с крыши кровь, размыкая барьер.

Аким улыбнулся ему, выходя из круга; растаял, разлетелся на нити в порыве ветра.

— Что он сказал тебе? — раздался снизу громовой голос.

Продолжая всматриваться в воздух, Баровит нехотя ответил:

— Война с Аримией началась, отец. Нянька с Велибором одни границу хранят… А ещё сестра твоя в Навь ходила за чем-то, силу свою растрачивает, надолго её не хватит.

Тяжело вздохнув, Демир стремительно направился в конюшню, бубня что-то под нос. Баровит вслушался в шум ветра, нечто чуждое было в нём — шипение или отдалённый гул людских голосов — ни понять, ни разобрать. Всмотревшись в расползающиеся по небу всполохи, витязь сжал виски.

— Не отпускают мёртвые? — вновь раздался голос Демира.

Подойдя к краю крыши, Баровит