Книга Казачий алтарь - Владимир Павлович Бутенко

class="p1">— Ты как знал, что придётся отступать. Реорганизовал управление в штаб походного атамана. Наметили, куда направлять обозы?

— Казаки непредсказуемы! Бросают всё, лишь бы не жить при Советах. Красная армия теснит немцев. Обозы едва поспевают. Фактически они разрозненны, хотя нам удалось установить связь с окружными атаманами. Далеко не все беженцы обеспечены продовольствием и одеждой. Но откуда ждать помощи? Опять же — казачья армия. На базе чего, позвольте спросить? Ни военнопленных, ни казаков из других частей вермахта не посылают в моё распоряжение. Декларация одобрена, но не выполняется, хотя принята два месяца назад. Эмигранты не помогают. У меня нет опытных командиров. Где же сподвижники по Добровольческой и Донской армиям?

— Эмигрантам въезд запрещён.

— Немецкие власти сами не знают, что им надо! То сулят златые горы, то грабят станицы. Со мной, законно избранным войсковым атаманом, времени не находят встретиться, а парочку энкавэдистов — Сюсюкина и Диска — привечают. Это — чекистская кличка Духопельникова. И что удивительней всего, они одновременно играют на руку и нацистам, и коммунистам. Потому что давно известно, как ослабить казаков: расколоть, одурманить властью и стравить атаманов.

— Я вчера узнал, что у тебя конкуренты появились.

— Не конкуренты, а калики убогие. В Аксайской — Евстратов, в Азове — подъесаул Пятницков. В Ростове ещё и Кочконогов... Да мало ли смутьянов? Я в узел вяжу казачьи силы, а эти глупцы рвут на куски? Так что легенда о всеказачьем братстве и родстве, увы, не подтверждается.

— Ну, я не совсем с тобой согласен, — отрезал Павел Тихонович, бросив тяжёлые ладони на стол. — Есть и братство, и родство! Нет единения. Я вот у памятника постоял. Думал Ермак о славе и благодарности потомков, когда Сибирь покорял? Думаю, что нет. За державу воевал и во благо казачества!

— Давай лучше о деле.

— Я и говорю о деле. Не перебивай! Вот ты создал полк — немцы зауважали. А будет дивизия, две — дружить захотят! Я их знаю как свои пять пальцев. Испокон веку германцы чтили порядок и силу. И сплотить казаков, Сергей Васильевич, сможешь только ты — боевой полковник!

— Приехал агитировать меня? — вздохнул Павлов. — Брось! Я сейчас думаю о том, как мне полк накормить и где найти фураж.

— Дай же сказать! Ты недооцениваешь серьёзности положения. Ростовчане намерены сместить тебя. К чему это приведёт? К анархии и гибели казачьих сил. Нам нужно плотно сотрудничать с немцами. Пока мы вынуждены подчиняться, выполнять приказы. Ради возрождения Дона!

— Мы вынуждены умирать за свою землю, есаул! Проиграли Гражданскую, проиграем и эту. Народ не всколыхнёшь — вот в чём суть. И ты трезво оценивай возможности. Так вот. Мы наметили маршруты передвижения обозов. Состав их. То бишь охрана, снабжение, руководство. Но, повторяю, исход стихиен. Станичники немцам не нужны. Жалко людей. Дети, старики, женщины — в зимней степи. Южные обозы через Азов и по морю двигаются к Таганрогу. Среднедонские держат путь на Чалтырь, Матвеев Курган. С общим местом сбора — южная Украина. Донесения от атаманов поступают нерегулярно. Это как раз и тревожит.

— Я только с Кубани. Возле Ейска утонуло несколько подвод. Лед в море подтаял. А они напропалую хватили!

— Помнится, в октябре ты заезжал в свой хутор? Нашёл родных?

— Да. Отца, семью брата. Брат был избран атаманом. В декабре погиб...

— Значит, твоим надо сниматься. Чекисты расправятся безжалостно!

— Найдёшь надёжного казака? До Ключевского чуть полтораста вёрст. Я напишу отцу.

— Конечно, подберу.

— Ну, тогда показывай полк.

— Сейчас спустимся, перекусим. А затем займёмся делами. Атаман поднялся, сделал знак рукой адъютанту. Тот кивнул и расторопно вышел. Павел Тихонович, одевшись первым, подождал, пока полковник затянет поверх темносуконной шинели ремень, огруженный кобурой.

— Пользуешься советским? Парабеллум гораздо надёжней.

— Привык, — ответил атаман коротко, но, подходя к двери, вспомнил слова есаула, сказанные ранее, и с надсадой заключил: — Теперь вся жизнь казачья — напропалую!

13

23 января в Сальской степи части 28-й армии Южного фронта сомкнулись с конниками группы Кириченко Закавказского фронта, наступающими в одном — ростовском — направлении. В тот же день войска Черноморской группы, сломив сопротивление врага, расширили свой плацдарм южнее Краснодара. Ставка Верховного главнокомандования развела эти силы, воссоздав Северо-Кавказский фронт, включив в него 9-ю, 37-ю, 58-ю общевойсковые армии, 4-ю воздушную армию, 4-й и 5-й гвардейские казачьи корпуса.

Казаки-конники, разгромив узел немецкой обороны у станицы Егорлыкской, преследовали противника, находясь в боевом соприкосновении с формированиями его 1-й танковой армии, переподчинёнными группе армий «Дон», с 3-й танковой, отдельной пехотной, 444-й и 454-й охранными дивизиями. Основательно потрёпанные донские дивизии нуждались в срочном пополнении. Отчасти это и решило судьбу Якова Шаганова. Врачи военкомиссии уступили его просьбе и с заключением «условно годен» благословили в селивановский корпус. Шаганов в звании рядового был зачислен в штат 37-го полка. Определили временно коноводом. Мало-помалу к нему силы возвращались. Забот с лошадьми было столько, что думать о нездоровье было некогда. Но крепко запомнился придирчивый допрос особиста: где служил, почему оказался в партизанском отряде и в медсанбате.

На провесне, в начале февраля, только ночью держались морозцы. А днями было солнечно. Дороги до полудня звенели под копытами и тачанками, под колёсами орудий. Потом раскисали, тормозили продвижение донцов. До самого края степи, до Придонья, немцы не оказывали больше мощного сопротивления.

8 февраля селивановцы достигли устья Дона и по льду начали переправу на правобережье, вблизи станицы Елизаветинской. Оттуда, с берегового гребня, долетел и выкосил десятки казаков артиллерийско-миномётный смерч. Осколочное эхо раскатилось вдаль по ледяному полю! Но и под обстрелом эскадроны продолжали переходить реку расчленённым строем. Впереди, за станицей и хутором Обуховкой, таилась открытая степь, иссечённая ериками, мочажинами, в зарослях мелкого ивняка да камышей.

Эскадрон Якова стал повзводно стекать на лёд. Скачущий рядом седобородый казак-ополченец Иван Епифанович Бормотов, осаживая своего гнедого метиса, оглядел правобережье, повернул голову к Якову:

— Прём, а куцы — неведомо! Лед да земля. Ни дерева на бережку! Ох дадут нам зараз колошматки!

— Езжай, езжай! — властно окликнул командир, лейтенант Рудь. — Немцы бегут, аж пятками сверкают! К ночи в Ростове будем!

— Непохоже, — вполголоса проговорил Яков, склоняясь к Епифанычу. — Мы обходим город южней.

— Эска-адрон! Марш-марш!

Раскатистая чечётка подков. Разноголосица. Всхрапывание лошадей. Гулкие на утреннем морозе колёса подвод. Вдали от берега, на стрежне, лёд,