Книга Ведьма в Царьграде - Симона Вилар

— По христианскому закону это запрещено. Ты сам знаешь, что браки между отцом и дочерью немыслимы!

Константин не сводил с нее взгляда, а вокруг воцарилась такая тишина, что стало слышно, как мечется на легком сквозняке огонь в позолоченных литых светильниках, — будто шелк трепещет.

— Ты мудра, — наконец каким-то странным, будто чужим голосом вымолвил базилевс. — Я восхищаюсь твоей мудростью… и хитростью. Да, ты перехитрила меня, Ольга, — впервые правильно произнес он ее имя.

Потом повернулся и ушел. Разошлись и его палатины. Княгине ничего не оставалось, как отправиться восвояси. Она надеялась, что это все, что теперь она свободна и может вернуться на Русь.

Однако Ольга ошиблась. Русские корабли не могли выйти из Золотого Рога без официального разрешения. А такового Константин не давал. Более того, та милость, какая была проявлена к русскому посольству, теперь сразу сошла на нет. Русам по-прежнему разрешалось входить в столицу, им не перестали выдавать содержание, но в порту им наотрез отказались выдать положенное по договору снаряжение для дальнейшего плавания. При встрече с Ольгой тот же логофет дрома Иосиф сухо заметил, что разрешение на отъезд не дано, что русам надо ждать, когда поступит высочайшее соизволение. А поступит оно лишь после того, как Русь в лице крещенной в Константинополе правительницы признает себя подданной Византии и перестанет настаивать на дани, какую Византия обязалась выплачивать по договору с Игорем. Княгиню возмутило подобное требование, она ответила резким отказом, а логофет все твердил, что они согласятся отпустить ее только с вышеуказанным условием, в связи с чем им надо пересмотреть и исправить целый ряд пунктов в договоре в пользу Византии. Ведь архонтесса так обязана империи, ее тут крестили, она должна понимать, что, получив такую милость, она должна щедро отблагодарить ромеев.

— Я немало даров внесла в Церковь и немало даров дала в вашу казну, — парировала Ольга. — Но на большее не рассчитывайте. Если же будете настаивать, то получится, что вы нарушаете договор, в котором клялись на кресте. И да падет тогда на вас гнев Всевышнего!

Она сказала это пылко и горячо, с такой силой, что логофет даже вскинул руку, будто защищаясь. Стал говорить, что грешно ей грозить им гневом Господа, но княгиня была непреклонна: она не отступит от договора, более того, она всем и каждому сообщит, что ромеи использовали благое крещение, чтобы опутать ее обязанностями вопреки данным ими над святым Евангелием клятвам. Логофет понимал, что это не пустая угроза: Ольга после крещения стала очень популярна, к ней на подворье ездили все, начиная от иноземных послов — багдадских, армянских, германских, хазарских — и кончая градским эпархом Феофилом, который сватал за сына одну из подданных архонтессы. И если эта женщина во всеуслышание объявит, что ее держат тут пленницей, вынуждая принять невыгодные условия… то каково будет отношение к самой Византии? Сколько послов тех же хазар и армян поостерегутся доверять империи, когда дело коснется общих интересов?

— Поймите, — увещевал евнух Иосиф, — признав власть Византии, вы получите немало выгод. Мы направим к вам священников, кои будут нести варварам веру Христа…

— Вы и так это сделаете. Патриарх не оставит мою землю без покровительства. А не захотите, то я и германских попов призову. Какое мне дело, кто будет поучать истинной вере русских людей?

Логофет растерянно заморгал. Значит, не просто так шляется на подворье архонтессы хитрый епископ Адальберт. И хоть патриарх Полиевкт признал подчинение константинопольской патриархии Папе Иоанну, все же обряды латинской и восточной церквей различны, да и факт сближения Руси с Германией, где так усилился король Оттон, не стоит сбрасывать со счетов.

— Но мы собирались отправить на Русь наших лучших мастеров зодчества. Вы бы возвели великолепные каменные храмы во имя Господа.

— На Руси мало камня. А вот дерева вдосталь. Думаю, Всевышнему и Его кроткой Матери не так и важно, в деревянном или каменном храме поют им хвалу. Главное, чтобы сердца были искренние.

— Но, став нашими подданными, вы бы примкнули к Византии, мы стали бы оберегать вас, вы бы вошли в лоно величайшей из держав!

— То есть стали отдаленной окраиной империи — так? Нет, Русь — сильная и вольная страна, и мы не уступим своей свободы. Я не уступлю!

Иосиф устало вздохнул, сложив руки на мерцающем каменьями таблионе накидки.

— Я донесу ваши слова наивысочайшему. Но думаю, что он не скоро даст вам позволение отбыть. Если вообще даст, поскольку вы не принимаете его условия. В любом случае пребывание ваше в Константинополе может затянуться до зимних холодов. А так как на исходе третий месяц вашего проживания в нашей столице, то по тому же уговору мы перестанем снабжать вас и ваших людей довольствием, вы будете предоставлены самим себе и законы Византии об охране и защите уже не могут на вас распространяться. И если вы пожелаете обратиться с прошением к августейшему автократору, то должен заметить: Константин Багрянородный примирился с базилиссой Еленой и отныне даже слышать о вас не желает!

Ольга схватилась за висевший на груди крест, стараясь сдержать бурное дыхание. Больше всего ей хотелось сейчас грязно выругаться. Однако в ее руке был крест, распятие, призывающее к смирению, и она заставила себя успокоиться.

— Ладно, мы остаемся, — произнесла она негромко. — Но учтите, если мой сын — а он князь-воин и сын того Игоря, который принудил вас к соглашению, — если Святослав не получит от меня вестей в самое ближайшее время, то он соберет рать и пойдет на вас. Будьте же готовы к великой войне!

Лицо логофета стало холодным.

— Не впервые великой державе отбиваться от нападений.

— Как не впервые и откупаться. И, боюсь, вы потеряете куда больше, чем было условлено по договору. Если же вы будете держать меня тут как заложницу, — Ольга не упустила и этой возможности, — то сейчас, когда все знают, что я крестилась, чтобы нести своим подданным светоч христианства, как сама святая Елена, то выявите себя не добрыми последователями Христа, а грешниками, желающими оставить немало людей во мраке язычества. И все ради своих, — она на миг запнулась, подбирая слово по-ромейски, а потом нашлась, — ради своих интриг!

Нет, все же ей было трудно сдерживать волну поднимающегося гнева, поэтому и добавила сквозь зубы по-русски:

— Да вы просто брешете, как собаки!

Логофет дрома покраснел, догадавшись, что последнее было грубостью или непристойностью в его адрес или его империи. К тому же эта женщина вряд ли бы воспользовалась пустыми угрозами: логофету дрома уже донесли, что ее сын отменный воин и, несмотря на юные годы, собрал в этой варварской Скифии немалое воинство. И кто знает, куда он его направит, если не будет подтвержден мирный договор с Византией?

На другой день, после общения с императором, Иосиф вновь прибыл к княгине и стал уверять, что договор вполне можно будет оставить в силе, но подпишут они его позже… несколько позже.