Книга Королева Бланка - Владимир Москалев

Новую партию дров подбросили в костёр, и вот он уже полыхает вовсю, без конца подпитываемый всё новыми стишками, песенками, памфлетами и анекдотами. Последние росли, как грибы после дождя.

Вот один из них. Дата рождения: июнь 1228 года.

«Однажды его преосвященство вышел в зимний сад и увидел на снегу надпись, сделанную мочой: „Кардинал дурак“. Он страшно разгневался и приказал министру разобраться в этом деле. Вечером министр доложил кардиналу: „Ваше преосвященство! Преступников удалось разыскать. Их двое: моча — графа Шампанского, почерк — королевы“».

Вслед за памфлетами на улицах Парижа стали появляться некие личности, заявляющие о том, что королева недостойна уважения и власти, ибо она спит с убийцей своего супруга. Парижане возмущались, шумели, требовали доказательств. И тогда новоявленные глашатаи — бродяги, нищие, мошенники, даже жрицы любви — объявляли:

— Да разве вы не знаете, что это любовник отравил её мужа? Ему захотелось полакомиться королевским телом, а как это сделать, если не убрать супруга дамы его сердца? Но она простила ему всё, одурманенная его песенками и его любовью. Ещё бы, ведь он сутками не выходит из её покоев! Итак, знайте, кастильянка спит с убийцей короля, сына Филиппа Мудрого! Чего стоит такая королева, которая заслуживает того, чтобы её изгнали! Мы хотим государя! Нам не нужна его мать, прелюбодейка и убийца, к тому же иностранка. Долой иностранку! Возьмёмся за оружие и пойдём на дворец!

Но парижане сомневались и не спешили следовать такому призыву. Что-то их настораживало, им казалось, здесь что-то не так. И в самом деле, с чего вдруг такая атака на Бланку Кастильскую? И когда же? Почти два года спустя, после того как провалилось несколько заговоров! Словно в подтверждение сомнений, в памяти всплывали события в Монлери…

А юные менестрели тем временем декламировали на улицах города свежеиспечённый стишок:

Ей надоел её супруг, Убрать его помог ей друг. Убив его, её валет Направил в цель свой арбалет.

Бланка никогда не отличалась вспыльчивым нравом, умела не обращать внимания и прощать врагам своим, но тут терпение её лопнуло. Она приказала разыскать поэтов и после пыток предать смертной казни. Но не так-то легко было это сделать. Как мыши от кота, проворно исчезали в лабиринтах парижских улиц бесшабашные менестрели и взбалмошные школяры, едва завидев отряд стражников. У кардинала были свои агенты, с помощью горожан им удалось поймать двух таких поэтов-певцов. Они отпирались поначалу, уверяя, будто всего лишь повторяют то, что услышали от других. Развязать языки помогла Пыточная башня. Их вздёргивали на дыбу, дробили кости ног в «испанских сапогах», жгли на угольях пятки. Кардинал допрашивал, палачи изощрялись в своём искусстве, а клирики записывали показания, которые потом кардинал передавал королеве.

— Это всё Филипп, твой дядя, сын мой, — читала мать Людовику пергамент с засохшими на нём брызгами крови. — Его рук дело. Он обучает, наставляет, хорошо платит. Держит у себя рифмоплётов. Это они стараются под его диктовку.

— А ещё? Кто ещё? Эти крикуны должны были выдать сообщников. Господин кардинал, вы добились у них таких признаний?

— Они не назвали других имён. Понятно: им незачем знать больше того, что они уже знают.

— Их казнят?

— Повесят завтра утром на Гревской площади. Им вменяется в вину государственная измена и провоцирование беспорядков в городе.

— Не слишком ли строго, ваше преосвященство? — проронил король.

— Горожане должны видеть казнь — это охладит чересчур впечатлительные умы.

— Защищается — стало быть, виновна, — негромко, ни на кого не глядя, промолвила Бланка.

Легат бросил на неё взгляд, в котором сквозило удивление.

— Это вынужденная мера, государыня, — необходимо поставить заслон распространению заразы. Так может дойти бог знает до чего: они вздумают, например, возглавить толпу, пойти штурмом на дворец и потребовать от вас объяснений.

— Пожалуй, вы правы, кардинал, — пришла к убеждению в правоте легата королева-мать.

Несмотря на это, количество смутьянов не убавлялось. Среди них находились даже земляки Бланки. Вот что сообщает летописец:

«В большинстве своём парижане всё же не спешили ругать королеву и уж тем более пресекали всякие попытки нападок на короля, который якобы закрывает глаза на вызывающее поведение своей матери-опекунши. Одного крикуна на моих глазах стащили с бочки, откуда он бросал в толпу обвинения в адрес Бланки Кастильской, и спросили:

— Из каких ты краёв, иностранец, и почему честишь нашу королеву?

— Из Испании, — ответил он.

— Да ведь она землячка твоя!

— А мне надо что-то жрать».

Не упускали случая погреть руки на беспорядках в городе мошенники и грабители. Слышали, как один такой сказал своему приятелю:

— Ты будешь ораторствовать, а я — срезать кошельки. Дорогу оратору! Слушайте все!

Помимо этого, неизвестно откуда появившиеся на перекрёстках и площадях города зазывалы стали огульно обвинять королеву в расхищении государственной казны, в том, что она затягивала с женитьбой короля, чтобы подольше иметь над ним власть, и всё в той же безнравственности. Нашлись и такие, что предсказывали гибель державы франков.

Словом, болтунов хватало. Они наводняли город, раздувая костёр мятежа, или, выражаясь по-иному, поддерживая пламя страстей. Цель у этой акции была одна — рассорить, разбить, разлучить ненавистную пару, лишить королеву её союзника и защитника, а заодно и поддержки народа.

Парижане, безмолвно взирая на дворец, чесали затылки.

— Ну и что? — резонно пожимали плечами одни. — Разве королеве запрещено миловаться с мужчиной? Или она не женщина? Что тут такого?

— Первейшая обязанность правителя, а тем более женщины, — добродетель! — возражали недалёкие умом обыватели.

— Да она что же, предала государство? Затопила город бандами наёмников? — пытались достучаться до мозгов тупоголовых здравомыслящие бюргеры и ремесленники. — К тому же она вдова, ей некому изменять. Разве вдовам во Франции запрещено влюбляться?

— Так ведь она королева! — упорствовали недоумки.

— Что ж с того? Не из камня же она, живая ведь, — не сдавались те, кто шёл защищать короля в Монлери.

Все эти басни и наветы, облетевшие Париж и забрызганные по дороге грязью из всех сточных канав, каркающими воронами ворвались во дворец и стали разлетаться по залам, будуарам, покоям.

Бланка дала волю негодованию.

— Страной правит король; я — мать-опекунша до его совершеннолетия. Разве это не свершившийся факт? — бушевала она, бросая на кардинала и архиепископа возмущённые взгляды. — А они всё ещё пытаются поставить под сомнение законность опекунства! Их, видите ли, не устраивают мои полномочия и те обстоятельства, в которых я получила мой титул! Но у меня есть козыри: в стране царит мир; правительство продолжает политику Филиппа Августа и Людовика Восьмого.