Книга Брат бури - Роберт Говард

Мы шли с приличной скоростью; делали от десяти до двадцати миль за день, если только ветер не был встречным или нам не приходилось тащить нашу барку по мелководью на корделье — а корделья, ежели ты случайно не знаешь, — это такой длинный канат, который французишки спускают за борт и за который надо потом тянуть. А тащить на буксире двадцатитонную барку, торча по уши в воде, — вовсе не шутка, доложу я тебе!

Каждый божий день мы ждали, что сиуксы подложат нам какую-нибудь свинью, но даже сквозь горло Совиной реки мы прошли без всяких помех. Джошуа надулся, как индюк, и сказал — это потому, что сиуксы отлично знают: с ним шутки плохи! И как раз в тот самый день нас окликнул с обрывистого берега индеец-янктон на неописуемого цвета пестрой кляче. Он сказал, что в густом ивняке на мелководье у следующего мыса засела в засаде целая сотня тетонов и они ждут не дождутся, когда мы пойдем мимо этого мыса на корделье и когда вся команда будет торчать по грудь в воде с чертовым канатом в руках. Вот тут-то они и возьмут нас всех тепленькими. А еще он сказал, тетоны совсем ничего не имеют против белых людей, разве только немного перережут нам всем глотки. Просто так, забавы ради. Но вот уж для Большого Носа они приготовили такую развлекуху, что просто пальчики оближешь! Я даже не решаюсь написать на бумаге то, что он нам сказал!

Большой Нос тут же нырнул в каюту и принялся там опять падать в обморок, а французики тоже перепугались и наверняка развернули бы барку назад, в Сент-Чарльз, ежели б мы им такое позволили. Ну а мы, охотники, стали говорить Джошуа — пускай нас высадят на берег, тогда мы обогнем мыс посуху и нападем на этих глупых сиуксов с тыла. Уж мы-то сумеем всыпать им по первое число, прежде чем они прочухают, что к чему. Но Джошуа сказал, даже четыре настоящих охотника-американца никак не управятся с целой сотней сиуксов, а когда мы возмущенно загалдели, он велел нам заткнуться и не мешать ему думать. И он уселся на бочку, и стал думать, и думал ужасно долго, а потом спросил меня:

— Послушай! Разве не как раз милях в четырех вон в ту сторону находится деревня Толстого Медведя?

И я сказал, не знаю, как раз или нет, но там; а он тогда мне и говорит:

— Знаешь что, завернись-ка в то красное одеяло Большого Носа, садись на лошадь янктона и скачи в ту деревню. Сиуксы решат, что мы предоставили Большому Носу выпутываться из этой передряги самостоятельно, а пока они гоняются за тобой, барка уже успеет проскочить мимо мыса. С Большим Носом на борту!

— А что будет со мной, по-видимому, не имеет ни малейшего значения! — горько сказал я на это.

— А что такое особенное может с тобой случиться? — спросил он. — Толстый Медведь — твой друг, и когда ты окажешься у него в деревне, он ни за что не выдаст тебя сиуксам. К тому же прежде, чем они тебя заметят, у тебя уже будет приличная фора, ведь сперва тебя будут прикрывать от них береговые утесы. Так что ты легко утрешь им нос и окажешься в той деревне раньше, чем они тебя догонят!

— Похоже, твою умную голову не посетила такая простая мысль, что проклятые подлецы будут всю дорогу стрелять мне в спину из своих луков! — несколько раздраженно возразил ему я.

— Но ведь ты же сам прекрасно знаешь, — снова принялся он уговаривать меня, — что сиуксы стреляют на скаку куда хуже, чем команчи! Тебе просто не надо подпускать их к себе ближе чем на три-четыре сотни ярдов. И уж тогда-то они наверняка едва ли в тебя попадут. Хочешь, побьемся об заклад?

— Раз так, почему бы тебе не провернуть это дельце самому? — довольно резко спросил я.

Услышав такое, Джошуа сразу ударился в слезы.

— Только подумать, — рыдал он, — ты решился пойти против меня! Только подумать! Как ты мог? И это после всего, что я для тебя сделал!

А чего такого он для меня сделал, кроме как всегда очень ловко находил способы ободрать меня как липку и освободить мои карманы от честно заработанных деньжат?

— Ведь не кто иной, как я, — продолжал скулить Джошуа, — убедил компанию взять тебя на службу и положить тебе прям-таки царское жалованье! А в лихой час ты и ухом не ведешь, чтобы позаботиться о моей личной безопасности! Нет, недаром мой бедный старый дедуля частенько говаривал: «Остерегайся любого южанина больше хищного зверя! Негодяй сперва сожрет твои харчи, потом вылакает все твое пойло, а потом рыгнет и воткнет в тебя свой мясницкий ножик Просто так, чтобы посмотреть, как ты будешь дрыгать ногами!» И вот теперь, когда я вновь вспоминаю об этих мудрых словах моею любимого дедушки…

— Заткни пасть! — сказал я, страшно расстроившись. — И кончай ныть! Ладно уж, изображу индейца. Но только ради тебя. А еще вот что я тебе скажу: ладно, я завернусь в то одеяло и повтыкаю в волосы все те долбаные перья, но будь я проклят, если позволю срезать с моих любимых бриджей кожаный низ!

— Но ведь так было бы совсем похоже! — всхлипнул Джошуа, промакивая глаза бахромой моей охотничьей куртки.

— Заткни пасть! — яростно повторил я. — И закатай назад свою губу! Всему в мире есть свои пределы!

— Ну ладно, ладно, — сказал он. — Только успокойся. Какой же ты все-таки темпераментный! И потом ведь, в любом случае, когда ты завернешься в то одеяло, штанов все равно ниоткуда не будет видно! Ну, дак вот.

Пошли мы в каюту за одеялом, и ты мне не поверишь, пап, но этот проклятый индеец отказался отдать его мне, хотя на кону стояла его никчемная жизнь! Он-то ведь думал, что эта красная тряпка есть великий волшебный амулет, а любой обычный индеец куда скорее согласится отдать свою жизнь, чем свой любимый амулет! И тогда завязалась самая настоящая битва за то чертово одеяло, и та битва длилась бы до сих пор, если б Большой Нос ненароком не ударился головой об ту здоровенную пустую бутылку из-под рома, которая как раз в тот момент случайно оказалась у меня в руке. Все это было так отвратительно, пап! К тому же паршивец здорово прокусил мне левую ногу, когда я сидел на нем, выуживая из его волос эти противные замусоленные перья! И это лишний раз доказывает: любой индеец способен отплатить за добро лишь самой черной неблагодарностью. Я уже хотел было плюнуть и уйти из каюты, но тут Джошуа напомнил мне, что компания подрядилась доставить этого дурня в целости и сохранности до Хидасты, а значит, мы должны его туда привезти живым и невредимым, даже если для этого нам придется его убить!

А после Джошуа дал индейцу-янктону за его одра нож-тесак, одеяло и пороху на три выстрела. Совершенно невозможная цена за такую ужасную клячу, но к тому времени янктон уже успел сообразить, насколько она нам чертовски нужна, а потому подлец просто веревки из нас вил.

Ну ладно.

Завернулся я в то красное одеяло, и повтыкал в волосы те противные сальные перья, и взгромоздился на ту пеструю клячу, и тронулся в путь по лощине, которая должна была вывести меня на самый верх береговых утесов.

— Ежели доберешься до деревни живым, — кричал мне вслед Джошуа, — не высовывай носа, пока мы не пойдем обратно, вниз по реке! Вот тогда мы тебя и подберем! Верь мне, я пошел бы на это дело сам, но мне никак нельзя оставлять барку без присмотра! Это было бы нечестно по отношению к Пушной компании! Я не могу ставить под угрозу ее доходы и…