Книга Ожерелье для дьявола - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы можете знать о моей судьбе? — вое кликнул Жиль с гневом. — И почему я должен быть тем офицером короля, который лишен своего очага, своей семьи? Во имя чего вы препятствуете Жюдит воссоединиться со мной?
— По праву, которое дано ей, — быть всегда защищаемой. Вы забыли о той драме, которая произошла с ней в молодости.
— Я убил одного из тех презренных, бросивших ее, живую, в могилу. Я убью и второго, как только его найду.
— Но вы не сможете убить воспоминание об этом. Любая женщина сошла бы от этого с ума.
Жюдит смогла выжить, но она слишком хрупка.
Ей нужно спокойствие, безопасность. А ей не удастся это обрести. Посмотрите, что с ней стало с тех пор, когда она с вами повидалась. Она должна скрываться от козней принца, врагом которого вы стали. Он знает о ней. Он знает также, что может причинить вам зло, навредив ей.
— Мне все это известно, и представьте себе, что я желаю, так же, как и вы, принести ей умиротворение, спокойное счастье в семейном кругу, свободу. Отдайте ее мне, и я уеду с ней. С тех самых пор, как я ее знаю, я мечтаю уехать с ней в Америку, где люди начали познавать свободную жизнь. Мы построим свой дом в Виргинии.
— Вы, человек короля, вы, защищающий его, вы. Кречет, вы уедете, чтобы вмешиваться в ссоры этих болтунов из Конгресса, вмешиваться в эти низкопробные интересы, которые начинают там развиваться? Вы променяете оружие на рукоятки плуга?
— А почему бы и нет? Я же был рожден среди крестьян. А что до этой птицы, Кречета, имя которого вы бросаете мне в лицо, знайте, что он родился там и может там жить спокойно. Там достаточно места, достаточно лесов, хватит всем пустующих земель, которых Конгресс никогда не сможет затронуть. Я ношу на себе орла Цинцинатуса. Как и его основатель, я смогу стать пахарем, если по возвращении вечером в свой дом я найду в нем улыбку Жюдит, руки Жюдит, любовь Жюдит. Когда же вы поймете, что я люблю ее?
— А она? Вы уверены, что она вас любит? Вы же ничего не знаете о ее чувствах. А может, она вас совсем не любит?
— Да, да, она любит меня!
Одна из черных бархатных портьер приподнялась, оттуда вырвалась девушка и с криком устремилась к Жилю из темноты.
— Да, да, я люблю тебя! Не слушай его. Он не может этого знать. Он меня запер, но я видела, как ты подъезжал. Ты здесь! Ты живой! Ты вылечился! И тебя пытались уверить, что я тебя не люблю. Да я дышу только для тебя!
Она обвила его руками, прижала к себе, она дрожала от возбуждения. Он нежно взял в свои руки ее залитое слезами лицо, поцеловал в дрожащие губы.
— Нежная моя, любовь моя, не плачь, не дрожи так. Все кончилось, мы сейчас уедем.
— Он не хочет! Он этого никогда не захочет. Я никогда не смогу быть твоей, впрочем, я никогда не смогу принадлежать никакому другому мужчине. Он говорит, что я должна оставаться девственной, чтобы духи всегда пребывали во мне.
Жиль холодно смерил взглядом врача.
— Объясните мне эту новую загадку. Так, стало быть, вы присваиваете себе ее право на любовь, на счастье, на принесение в дар самой себе?
По какому праву? Вы что. Господь Бог? Не влюблены ли вы в нее? Так ведь? Вы не хотите, чтобы она стала моей, потому что вы хотите сохранить ее для себя?
— Глупец!
Калиостро медленно взял со стола зажженный канделябр, поднес его к алькову, в глубине его Жиль заметил покрытый черным сукном стол, на котором лежали знакомые ему по особняку Оссолинского серебряные предметы. На этот раз вращающееся зеркало было заменено просто хрустальным графином, наполненным водой.
— Жюдит, — позвал Калиостро, не повышая голоса. — Идите сюда.
Девушка вздрогнула в объятиях Жиля. Шевалье воскликнул:
— Оставьте ее в покое! Я запрещаю ей идти к вам!
— Я не хочу причинить ей никакого зла. Я только хочу, чтобы вы поняли!
Как будто какая-то непреодолимая сила подавила его волю, руки Жиля повисли, освобождая Жюдит. Она обратилась взглядом к зовущим ее сверкающим глазам, пошла к нему не обычным гибким шагом, но походкой куклы-автомата.
— Я пришла, мэтр.
Без всякого приказа она опустилась перед столом на колени.
— Что это за фокусы? — спросил обеспокоенный Жиль. — Что вы от нее хотите? Вернись, Жюдит, не слушай его!
— Она вас не слышит. Повторяю, будьте спокойны, с ней не случится ничего плохого. А вы, вы слепой и глухой, вы свели все проявление божественного могущества к презренной низкой человеческой любви. Я вам сейчас покажу ваши заблуждения и вашу слепоту. Вы только что встретились с кардиналом де Роганом, так ведь? Он вам что-то говорил?
— Да, но…
— Я вам скажу больше. Вы уже готовы были ему сказать о некоторых вещах, но он неспособен их выслушать, поскольку он, как и вы, тоже слеп и глух к тому, что лежит за пределами страстей.
Вам хотелось бы узнать, чем занят кардинал в данную минуту?
Просветленный взгляд Жиля смело выдержал темный сверкающий взгляд врача.
— Почему бы и нет?
Калиостро кивнул и медленно возложил свою правую руку на голову девушки.
— Знатная персона недавно вышла из этого дома. Это священник, кардинал. Ищите его. Он еще в карете?
Веки девушки быстро заморгали, взгляд остановился на графине, в глубине которого появились светлые лучи и тени. Ее странным образом отдаленный голос произнес:
— Я вижу карету. Она остановилась у освещенного подъезда дома. Но карета пуста.
— Где кардинал? Я же вам сказал, чтобы вы его нашли!
— Он в большой комнате. Комната очень красивая и богатая.
— Опишите ее!
— Она похожа на сад в сновидениях. Расписанные стены. Вижу цветы, деревья, какие-то черные животные, наверное, обезьяны.
— Хорошо! Кардинал в этой комнате. Что он делает?
— Он пишет.
— Кому пишет?
— Женщине. Женщине, которую он называет «Повелительница».
— Вы знаете, кто эта женщина?
— Это совсем нетрудно. Она полностью занимает его мысли. Это королева.
— Что он ей пишет?
— Сейчас ничего. Он недоволен тем, что он уже написал. Он смял письмо. Он бросает его. Он берет письмо, которое лежит на столе. Он его перечитывает. Очень красивое письмо. Я вижу лист с золотой полосой, с цветком лилии в углу.
— Вы можете прочитать это письмо вместе с ним?
Лоб ясновидицы сморщился от усилий. Жиль вытер градом катившийся со лба пот.
— «Судя по тому, что я слышала от необыкновенного человека, о котором ты мне говорил, я могу его рассматривать лишь как шарлатана. Может, с моей стороны это и неверно, и я по опыту знаю, что нельзя судить людей по чужому мнению, но у меня много оснований, чтобы не уступить тебе в твоих настаиваниях. Я вовсе не суеверна, и меня довольно трудно переубедить, но поскольку такие люди делают то, что заставляет вас удивляться и заставляет поверить во все, о чем они говорят, то я вовсе не хочу подвергаться подобным испытаниям. Впрочем, было бы очень затруднительно принять его так таинственно, как я этого бы хотела. Ты знаешь о тех предосторожностях, которые я принимаю в данный момент.