Книга Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

Много чести.

— Что ты сделал, сволочь, что? Где они? Убью, мерзавец! Крути назад…

Как будто обрыв киноленты случился.

Утирая рукавом кровь из разбитых губ и розовые сопли, Маштаков зачастил, ожидая гораздо худшего:

— Господин генерал, подождите. Я сам ничего не понимаю, Христом Богом клянусь. Да вы же сами все видели. Я только настройку делал. Ничего другого. Параметры начал совмещать. И вдруг пробой! Никак такого выйти не могло. Я сейчас, сейчас, у меня все установки записаны, сейчас…

Через час суетливой возни с аппаратурой, которая со стороны очень напоминала Чекменеву действия реаниматоров у стола с безусловно умершим уже пациентом, Маштаков бессильно уронил руки, опустился на стул.

С удивлением Игорь Викторович увидел, что по щеке его покатилась слеза. Из одного только глаза.

«Неужели за себя так испугался, думает, я его сейчас к стенке потащу?»

— Ладно, без истерик. Хоть что-нибудь вы сообразить сумели? Где люди?

— Господин генерал! Хронофизика же! Наука новая. Да ее, по сути, и нет еще, науки. Сплошная эмпирика…

— Ну и что? Ни хрена себе эмпирика, пять человек, как корова языком… Думайте, господин Маштаков, думайте, а то если я вам начну помогать… — Чекменев хрустнул пальцами.

Нельзя распускаться.

— А я, по-вашему, что делаю? — Профессор понял, что ни бить больше, ни расстреливать немедленно его не будут, и приободрился.

— Тут дело, по-моему, вот в чем. Господа Неверов с Половцевым теперь сами себе хроногенераторы. Я ведь действительно его не включал сегодня. Хоть каких экспертов вызывайте, вот он стоит, под нагрузкой не был, вам любой скажет. Да вот же господа инженеры, они все видели…

— Ну и что?

— Да то, что сброс произошел, когда совместились и, соответственно, усилились две зеленые синусоиды. Как-то все это связано — включенная ЭВМ, осциллографы, энцефалограф… Значит… значит, для перехода в иное время мой генератор даже и не обязателен. Вернее, обязателен только для первичной настройки, а потом…

Господин генерал, это более чем гениально! Это такой переворот! Внутренний посыл, концентрация воли — и человек становится хозяином времен…

— Остыньте, профессор, — прервал его горячечную речь Чекменев. — Мне сейчас ваши домыслы ни к чему. Найдите моих людей, потом поговорим о прочем. Да, а как же?.. Неверов, Половцев, допустим, они подготовлены. Но как вместе с ними исчезли женщины и Розен… Господин Розанов? — Генерал даже в этой ситуации не позволил себе проговориться, назвать подлинную фамилию сотрудника. — Они-то вообще никакому воздействию не подвергались. Майор сидел вот здесь, а те вообще на улице.

— Сейчас, сейчас. — Маштаков пошарил по карманам, извлек палочку мела. По старой привычке он больше любил вычислять на доске, нежели на бумаге.

Отметил на полу положение каждого из исчезнувших, провел линии азимутов от своих приборов в сторону окна.

Чекменев сплюнул в сердцах и отвернулся.

Связался с психом, так сам и виноват, что ж теперь поделаешь?

— Пожалуй, у нас хорошие шансы, — без всякой связи с тем, чем он сейчас занимался, сообщил Маштаков. — Если напряженность собственного поля у Неверова или Половцева (я пока не знаю, кто из них истинный лидер) такова, что позволила прихватить с собой еще трех человек, оно должно излучать очень сильно. Это излучение вполне может засечь мой генератор. Не сам, конечно, подключенные к нему контрольные приборы. Значит, всего и надо, что все-таки открыть переход, перебраться на ту сторону и там искать…

Больше выносить его болтовню у Чекменева не было сил. Да и делом надо заняться, в том смысле, как он сам его понимал.

— Присматривайте за ним, я скоро вернусь, — приказал Чекменев инженеру, сохранявшему на общем фоне изумительную выдержку. Наверное, в душе считал происходящее ловким фокусом, неизвестно для чего устроенным.

Князю Чекменев решил пока ничего не говорить. Сами разберемся, а у Олега Константиновича и других забот хватит.

Зато он велел немедленно доставить сюда доктора Максима Бубнова с его «верископом».

— Вам, доктор, предлагается обследовать данного господина на предмет соответствия его слов и поведения. Три часа назад имел место некий неприятный инцидент. Вас, кстати, тоже касающийся. Либо вы подтвердите, что господин Маштаков совершил… техническую ошибку, либо…

Заодно хотелось бы выяснить, действительно ли он считает, что в состоянии свою ошибку исправить, или просто задницу надеется прикрыть. Надежда тщетная, скажу сразу. Справитесь?

— Сформулируйте, пожалуйста, свои вопросы так, как считаете нужным. Я в этих делах ничего не понимаю, да оно и к лучшему. Никакого постороннего влияния на результат. О чем спросите, на то и ответ получите.

— Хорошо, — ответил Чекменев. Максим виделся с ним всего три раза и составил впечатление как о человеке весьма суровом. Но справедливом и умном. На несколько секунд включенный «верископ» это впечатление подтвердил. Так что опасаться его не приходилось, и держался поэтому доктор уверенно и с достоинством.

— Через десять минут я буду готов. Вы тоже. Разумеется, о степени секретности нашего мероприятия я предупреждать не буду.

— Разумеется, господин генерал.

— Для вас я и сейчас и всегда — Игорь Викторович. Запомнили?

— Так точно. Разрешите работать?

— Только это от вас и требуется.

Допрос занял не больше получаса. Включать генератор боли не потребовалось, Максим ориентировался только по психофизиологическим характеристикам пациента. Они с Ляховым давно уже начали составлять специальную картотеку на каждого человека, который вольно или невольно попадал в зону действия их аппаратуры. Впрок. Маштаков тоже имел свою ячейку в памяти машины. Вопросы, которые задавал Чекменев, и ответы профессора вполне корректно ложились на готовую матрицу.

Максим, сам человек очень неординарный и технически талантливый, что признавал за собой без ложной скромности, моментами восхищался мощью интеллекта Маштакова. Похоже, границ у него не было вообще. Равно как абсолютным имморализмом его же. О нравственности, за пределами некоторых общепринятых норм поведения, говорить с ним было просто бессмысленно. Как с папуасом о методике и эстетике горнолыжного спорта. Зато о другом — вполне свободно.

Максим из вопросов Чекменева составил себе довольно полное представление о случившемся и видел, что профессор не врет, ни в словах, ни в мыслях. Все так и было. Он хотел перед началом главного предприятия убедиться, что возможности перемещения в «пространствах Кантора — Эверетта» как-то зависят от устройства мозга испытуемых. А что это так — подтверждалось теорией, найти противоречий в которой Максим не мог. Образование на мехмате давалось блестящее, лучшее в мире, да доктор его еще и углубил индивидуальными занятиями.