Книга Россия. Погружение в бездну - Игорь Фроянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мне не раз в последние годы удавалось гасить, предупреждать опасное развитие событий. И на этот раз рассчитывал, что поймут, одумаются»;
«18 августа я еще надеялся, что те, кто в Москве, выслушав сообщение о встрече со мной, одумаются, остановятся»;
«прежде всего, я рассчитывал, что мой отказ принять ультимативные требования ГКЧП отрезвят зачинщиков заговора. Не раз я удерживал этих людей от опрометчивых шагов… и оставалась надежда, что и на сей раз моя твердая позиция окажет свое воздействие. Да, я не терял надежду»
Но, увы, «заговорщики» не «поняли», не «одумались» и не «отрезвели». Горбачев вводит читателя в какой — то политический цирк, не замечая, как сам превращается в клоуна от политики.
Забавляет, как «путчисты» становятся у него преступниками. Горбачев отказался подписать указ о введении чрезвычайного положения, что и перевело гэкачепистов в разряд преступников:
«Мой решительный отказ сделать это сразу (подписать указ.― И. Ф.) ставил их в положение преступников»
Значит, до «требования» гэкачепистов подписать указ они еще не находились в положении преступников. Не оказались бы «путчисты» в этом положении, подпиши Горбачев указ. Такую логику нельзя назвать иначе, как логикой политической эквилибристики и трюкачества. Но Горбачев продолжает одурачивать ею обывателя.
«Потерпев неудачу в противоборстве с президентом, заговорщики сникли»,
― говорит он. Вот ведь какие эти «заговорщики»: стоило «жертве заговора» прочитать им строгую нотацию и наградить их матом, как они, оробев, сникли.
Таким образом, горбачевские реминисценции ярко и убедительно свидетельствуют, вопреки их автору, об отсутствии заговора и путча в высшем советском руководстве в августе 1991 года.
В условиях лета 1991 года идею путча, переворота, заговора лелеяли в первую очередь демократы и зарубежные их патроны. Не случайно они, демократы и американцы, стали нагнетать эту идею за два месяца до выступления ГКЧП. Теперь мы знаем, что
«в разгар политического кризиса в Советском Союзе в июне 91–го года мэр Москвы нанес незапланированный визит в посольство Соединенных Штатов. После нескольких минут тривиальной беседы, предназначенной для подслушивающей аппаратуры КГБ, Гавриил Попов взял лист бумаги и написал: «Мне нужно срочно передать послание Борису Николаевичу Ельцину. Возможен переворот. Ему следует немедленно вернуться в Москву»
(Президент РСФСР Ельцин находился тогда с визитом в Вашингтоне)
Продолжая беседу как ни в чем не бывало, американский посол Джек Мэтлок взял ручку и вывел одно слово: «Кто?» В ответ Попов написал имена трех лиц: премьер — министра Валентина Павлова, председателя КГБ Владимира Крючкова и министра обороны Дмитрия Язова. «Я немедленно сообщу в Вашингтон»,― написал в ответ Мэтлок»
(В. С. Широнин по поводу этой встречи и беседы Попова с Мэтлоком замечает:
«Примечательное откровение! Оно дает богатую пищу для размышлений о том, кто исподволь разжигал августовские события и кто был заинтересован в развязывании той драмы»
Посол отправил, как и обещал, депешу американскому руководству, о чем А. Ф. Добрынин рассказывает так:
«Примерно в это же время (20 июня 1991 г.) американский посол Мэтлок прислал в Вашингтон сверхсрочную телеграмму о том, что его только что посетил мэр Москвы Попов и написал на бумаге (он не хотел говорить вслух, опасаясь подслушивания), что в столице готовится путч против Горбачева (он назвал имена заговорщиков ― Павлова, Крючкова, Язова и Лукьянова) и что положение поэтому серьезное. Попов попросил срочно сообщить об этом Ельцину, находившемуся в то время с визитом в США. Президент Буш тут же поручил Мэтлоку встретиться лично с Горбачевым и передать эту важную информацию, не называя фамилий заговорщиков. Однако Горбачев, как телеграфировал затем посол в Белый дом, отнесся к этому сообщению весьма спокойно: он был уверен, что «никто не сможет сбросить его» (разговор этот был за два месяца до известных августовских событий). Тем временем Буш проинформировал о записке Попова и Ельцина, который как раз в этот момент находился в Вашингтоне»
Началась какая — то странная круговерть.
В. С. Павлов, имевший доступ в качестве обвиняемого к следственным материалам по делу ГКЧП, рассказывает о показании А. А. Бессмертных на допросе 6 ноября 1991 года:
«20 июня 1991 года, находясь в Берлине, он [Бессмертных] вернулся в советское посольство из американской резиденции после завершения раунда переговоров с господином Бейкером. Вдруг совершенно неожиданно ему перезвонил господин Бейкер и предложил приехать для неформальной беседы по очень срочному делу, организовав встречу так, чтобы о ней, по возможности, никто не узнал. А. Бессмертных очень удивился, так как они только что расстались. Но господин Бейкер очень настаивал, и, чувствовалось по тону, был взволнован. Настолько господин Бейкер был настойчив и убедителен, что наш министр иностранных дел под благовидным предлогом сделал перерыв в беседе с министром иностранных дел Кипра и, оставив его ждать продолжения, через черный ход помчался к господину Бейкеру. Когда А. Бессмертных прибыл на место, сопровождавшего его начальника управления МИДа СССР по США и Канаде Г. Мамедова вежливо удалили, благо переводчик не требовался. После этого господин Бейкер, по словам А. Бессмертных, сказал: «Я только что ― вот в промежутке между нашей беседой ― получил из Вашингтона информацию. Я так понимаю, она может быть построена на разведывательных источниках, о том, что может быть попытка смещения Горбачева». Дальнейшее описание происходившего, я полагаю, для пользы дела лучше всего представить читателю со слов самого А. Бессмертных: «Я, конечно, совершенно опешил и так на него смотрю внимательно. В это время в руках у Бейкера находился листок бумаги. Он также сказал, что его слова подтверждает шифровка. Далее говорит: «Понятно, это дело сугубо деликатное и нам нужно как — то такую информацию передать. По нашим данным,― сказал он,― в смещении будут участвовать ― назвал ― Павлов, Язов, Крючков». Возможно, Бейкер еще кого назвал, но троих он назвал точно. «И это, говорит, вопрос такой срочный. Его нужно сейчас довести до сведения Горбачева». Он спросил, есть ли у меня прямая, совершенно защищенная связь с президентом… «Нет, нет! ― говорит Бейкер.― Мало ли что? Все же — таки надо передать…» Но ВЧ, как известно, находится под контролем КГБ. Тогда Бейкер предложил имеющуюся информацию передать, воспользовавшись американским посольством. Я в свою очередь обещал позвонить Черняеву и попросить, чтобы быстро организовать встречу. Бейкер говорит: «Тогда мы поручим послу Мэтлоку. Вот он уже сейчас запрашивается. А вы звоните Черняеву, чтобы он обеспечил срочно прием. Таким образом, Горбачев получит те же сведения, что и я передал. Это абсолютно надежно и никто тогда ничего не перехватит». Так с Бейкером и условились… Я вернулся в совпосольство и быстро свернул беседу с мининдел Кипра. Позвонил Черняеву где — то минут через 30, поскольку пока ехал, пока шла беседа. Черняеву я сообщил о своем местонахождении, кратко о беседе с Бейкером, попросил его, что если на прием запросится посол Мэтлок, то желательно бы, не откладывая, принять его. Черняев ответил: «Вот какое совпадение. Как раз попросился и его принимаем…»
