Книга От предъязыка - к языку: введение в эволюционную лингвистику - Валерий Даниленко

Я правду всю насчёт людей С тобой затем делю, Что я до боли их, чертей, Какие есть, люблю.

Из народной среды вышла добрая половина советской интеллигенции, но далеко не все из её представителей продолжали сохранять в своей душе кровную связь с этой средой. А.Т. Твардовский вошёл в высшую прослойку советской элиты, но это не мешало ему быть полпредом своего народа. С народной точки зрения он, между прочим, расценивал наши потери в войне. Этим объясняется его оценка воспоминаний Г. К. Жукова: «Кровавая книга, не замечающая того, что она вся в крови (хотя в конце упоминает о 20 миллионах наших жертв в этой войне), народ для него — „картошка“, как говорит солдат в „Климе Самгине“. Он воюет именно числом, постоянно требуя пополнений, не считая людских жизней, не удрученный нимало их гибелью и страданиями. Он, как и вообще Верховное командование, тушит пожар войны дровами её — людьми: загрузить так, чтобы трудно было пробиться пламени. Как мне памятны по первым (и не первым) дням и неделям войны всеобщий панический пафос жертвенности („пасть за родину“), запретность и недопустимость мысли о сохранении жизни своих. Отсюда и требование самоубийства во избежание плена» (Твардовский, 2009, т. 2, с. 338–339).

У самого же автора этих слов чувство вины перед погибшими было чрезмерным:

Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они — кто старше, кто моложе — Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, — Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…

С чувством вины перед своим народом А.Т. Твардовский прожил всю жизнь. Этим он напоминает, как ни странно, Льва Толстого. Он чувствовал себя виноватым, например, перед жителями Дальнего Востока. В поэме «За далью — даль» читаем:

Слуга балованный народа, Давно не юноша, поэт, Из фонда богом данных лет Ты краю этому и года Неуделил. И верно — нет.

А не в ущерб ли звонкой славе Такой существенный пробел? Что скажешь: пропасть всяких дел? Нет, но какой мне край не вправе Пенять, что я его не пел!

Политика.

Ведущей чертой А.Т. Твардовского в области политики было стремление к справедливости. Он не сомневался в справедливости коммунистической идеи. «Коммунизм, — читаем в его дневнике, — необходимость. Правда жизни, правда истории на стороне коммунизма» (Твардовский, 2009, т. 1, с. 59). Членом коммунистической партии он стал в 1940 г. Верой и правдой он служил ей всю жизнь. Она отвечала ему взаимностью. Он был трижды лауреатом Сталинской премии и лауреатом Ленинской. Другое дело — отношения с партийными чиновниками.

Как бельмо в глазу, в его партийной учётной карточке торчала надпись, указывающая на его кулацкое происхождение. В связи с обменом документов в 1954 г. А.Т. Твардовский обратился 4 мая в ЦК КПСС с просьбой убрать эту позорную надпись. 6 мая он был на приёме у Е.А. Фурцевой. Она посоветовала ему отправиться в Смоленск, чтобы найти документы, которые подтвердили бы, что его отец кулаком не был. С того момента и пошла писать губерния!

Заводят множество бумаг; Без них им свет не мил.

Дело завязло в бюрократическом болоте. Не помогло и прямое обращение к Н, с. Хрущёву. Но появился новый стимул для написания его «главной книги» — «Пан Твардовский» — об отце. Он хотел высказать в ней все свои затаённые мысли: «„Пан Твардовский“ — „главная книга“ моя, главная мечта и страх, и риск, и надежда» (Твардовский, 2009, т. 1, с. 75). Замысел не был осуществлён.

Вторая осечка с взаимоотношениями с властью (как партийной, так и литературной) у А.Т. Твардовского вышла в связи с поэмой «Тёркин на том свете». Советская бюрократическая машина, знакомая её автору не понаслышке, подверглась в ней юмористической критике. Он закончил её в 1954 г., но её издание было запрещено, поскольку в ней усмотрели клевету на советский строй. Между тем её автор вовсе не ставил перед нею непосильных задач. В связи с переработкой («перебелкой») поэмы он писал 6 марта 1961 г.: «Не обременять вещь большими претензиями, пусть будет такая, как сложилась в своей наиболее естественной и свободной манере шутки, с некоторой конечной начинкой, но не навязывать ей непосильных задач» (Твардовский, 2009, т. 1, с. 24–25).

В 1963 г. Н.С. Хрущёв выпустил поэму «Тёркин на том свете» в печать, но почти сразу же на её автора начались гонения. В особенности постарался главный редактор журнала «Дружба народов» В.А. Смирнов. Под его водительством сотрудник журнала А. Богданов сфабриковал письмо против поэмы, якобы сочинённое врачом из Пензы Б. Механовым. Это подложное письмо было опубликовано в 1-ом номере журнала за 1964 г., а его подлинный автор получил за него гонорар.

А.Т. Твардовский боролся. Он писал: «Волею судеб я стал „борцом“, хотя всю жизнь считал и считаю так называемую борьбу в литературе самым противным делу литературы, но я „борюсь“ не в этом, а в том смысле, когда — не бороться — значит отказаться от всего святого. Не уступлю, а уступил бы — конец, конец не мне, а тому, ради чего стоит и мне и другим жить и писать» (Там же, с. 263).

Однажды не выдержала душа поэта и он отвёл её на Н.В. Лесючевском, который имел репутацию гнусного доносчика (в том числе на Н.А. Заболоцкого). «Вчера же мы с Лакшиным, — читаем в его дневнике, — побывали в берлоге зверя Лесючевского… Схватило меня, и не удержался я от сладостной утехи почти что отчаяния, обматерил его, самым прямым образом, обозвал его тупым и чуждым литературе человеком, больше того — не верящим ни в советскую власть, ни в партию — и это уже при раскрытых дверях, к восторженному ужасу „аппарата“. — За всё сразу этому костяному жуку» (Там же, с. 229–230).

Третья осечка с взаимоотношениями с властью у А.Т. Твардовского вышла в связи с его последней поэмой — «По праву памяти», где была затронута больная для её автора тема — раскулачивания его отца.

О, годы юности немилой, Её жестоких передряг. То был отец, то вдруг он — враг.

Немилосердны по отношению к А.Т. Твардовскому в 30-е годы были его смоленские собратья по перу — И. Кац, Н. Рыленков, К. Долгоненков. Но особым рвением отличился погибший в 1943 г. Василий Горбатенков, который навешал на А.Т. Твардовского ярлык «кулацкого подголоска» (Твардовский, 2009, т. 2, с. 571).

Поэма «По праву памяти» была закончена в 1968 г., а появилась в нашей печати лишь через 17 лет, хотя за рубеж она просочилась ещё при жизни её автора — в 1969 г. Пришлось объясняться. 19 февраля 1970 г. он написал заявление в «Литературную газету»: «На днях мне стало известно, что моя ещё не опубликованная поэма „По праву памяти“ абсолютно неизвестными мне путями и, разумеется, помимо моей воли проникла за рубеж и напечатана в ряде западноевропейских изданий… в неполном и искажённом виде. Наглость этой акции, имеющей целью опорочить моё произведение, равна беспардонной лживости, с какой поэма снабжена провокационным заглавием „Над прахом Сталина“ и широковещательным уведомлением о том, что она будто бы „запрещена в Советском Союзе“» (Твардовский, 2009, т. 2, с. 474).