Книга Брусиловский прорыв - Максим Оськин

Император, будучи Верховным Вождем Вооруженных Сил, сохранял за собой лишь часть кадровых назначений, бывших, действительно, далеко не всегда удачными. Единственной значимой виной царя может быть лишь то обстоятельство, что он не сменил командующих Северным и Западным фронтами перед началом общего летнего наступления на Восточном фронте. Но, с другой стороны, тот же ген. М. В. Алексеев и не требовал такой замены.

Нельзя забывать также о местнической иерархии внутри российской военной машины. Сам император Николай II вполне мог полагать этих людей лучшими профессионалами из бывших в распоряжении Ставки генералов. Так что именно к кампании 1916 года на Восточном фронте наиболее ярко может быть отнесено следующее мнение отечественного исследователя: «Управление войсками в оперативно-стратегическом звене в годы Первой мировой войны во всех воюющих государствах и армиях изобиловало недостатками, но российская стратегическая структура была в этом ряду наименее эффективной. Причиной тому был кадровый фактор: личностные качества персон, стоявших во главе Вооруженных Сил и возглавлявших фронты и высшие штабы. Ставка ВГК в лице сменявших друг друга главковерхов продемонстрировала неспособность к твердому руководству фронтами, установлению дисциплины и безусловного исполнения приказов и директив»[269].

Но обратимся вновь к генералу Брусилову. Сам бывший главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта впоследствии считал основной причиной относительно малой результативности наступления вверенных ему армий безволие Ставки и преступную некомпетентность командования Западного фронта, чья нерешительность, отсутствие воли, простая боязнь привели к отдельной фронтовой операции вместо общего наступления Восточного фронта. Как раз это в итоге и не позволило Луцкому прорыву приобрести стратегические масштабы. Невыполнение решений совещания 1 апреля стало главной причиной того, что вышло на деле: «При таком способе управления Россия, очевидно, выиграть войну не могла, что мы неопровержимо и доказали на деле, а между тем счастье было так близко и так возможно!» Таким образом, ген. А. А. Брусилов полагал, что руководство действиями войск со стороны Ставки ВГК с огромной вероятностью вело не только к перманентным неуспехам в кампании 1916 года, но и проигрышу всей войны. То есть «способ управления» как таковой и оказался главной причиной поражения Российской империи в Первой мировой войне.

И все-таки результаты Брусиловского прорыва, равно как и последующие наступательные усилия со стороны войск Юго-Западного фронта, в объективном плане, бесспорно, имеют выдающееся значение для выигрыша войны странами Антанты. Так, А. А. Строков говорит: «Операция русского Юго-Западного фронта представляла собой новую форму фронтовой операции в условиях позиционной борьбы: нанесение нескольких дробящих фронт ударов на широком фронте. Новая оперативная форма маневра, позволившая взломать вражескую оборону, расчленить неприятельский фронт, заставила противника разбрасывать силы и средства, а также дезориентировала его относительно направления главного удара и обеспечила его внезапность. Брусиловский прорыв – результат высокого искусства русских войск, полководческого творчества генерала Брусилова. Новаторство в искусстве разгрома противника – неотъемлемая черта Брусилова как полководца».

Сам главкоюз в своих воспоминаниях подвел итоги боевой работы армий Юго-Западного фронта в кампании 1916 года:

1) спасение Италии от разгрома и выхода из войны; облегчение положения англо-французов; вступление в войну Румынии на стороне Антанты, а не Центральных держав;

2) «никаких стратегических результатов эта операция не дала, да и дать не могла, ибо решение военного совета 1 апреля ни в какой мере выполнено не было». Северный и Западный фронты при попустительстве Ставки так и не нанесли должного удара по неприятелю;

3) успехи Юго-Западного фронта вполне соответствовали его возможностям и предоставленным средствам;

4) создание сильнейшего кризиса для противника на Восточном фронте, что немедленно отозвалось и на прочих фронтах войны;

5) исход наступательных действий окончательно подорвал доверие к правящему режиму в войсках: «Мои армии, выказавшие в 1916 году чудеса храбрости и беззаветной преданности России и своему долгу, увидели в результате своей боевой деятельности плачевный конец, который они приписывали нерешительности и неумению верховного командования. В толще армии, в особенности в солдатских умах, сложилось убеждение, что при подобном управлении что ни делай, толку не будет и выиграть войну таким порядком нельзя. Прямым последствием такого убеждения являлся вопрос, за что же жертвовать своей жизнью и не лучше ли ее сохранить для будущего?»[270]

Несколько преувеличивая, Б. П. Уткин считает, что 1916 год вообще стал кульминацией Первой мировой войны, а Брусиловский прорыв «положил начало перелому в ходе войны в пользу Антанты». Он отмечает, что «успешное решение задачи Юго-Западным фронтом в операции было изначально связано не с количественным превосходством в силах и средствах (то есть не с традиционным подходом), а с другими категориями оперативного (в целом – военного) искусства: массированием сил и средств на избранных направлениях, достижением внезапности, искусным маневром силами и средствами»[271]. Все это действительно так. К сожалению, генерал А. А. Брусилов не проявил искусства в маневре после непосредственного прорыва обороны противника: все, излагаемое Б. П. Уткиным, применимо лишь в отношении первых нескольких недель наступательной операции (без 9-й армии, которая продолжила «искусное» ведение боевых действий несколько дольше).

Отечественная историография, давая оценки Брусиловскому прорыву, говорит, что у союзников такого успеха не было вплоть до летнего наступления 1918 года. И вообще, вплоть до лета 1918 года англо-французы могли похвастать разве лишь только успехами в оборонительных операциях (Марна, Верден), где им удавалось сдержать мощь германской военной машины. Это верно. Но лишь в отношении наших союзников. Противник же, используя свою заблаговременно подготовленную машину агрессии, в 1914–1915 годах действовал куда более решительно и добивался более значительных результатов. Особенно на Восточном фронте, где громадный театр военных действий предоставлял все возможности для ведения маневренных сражений и операций.

Оперативно-стратегическое планирование русской Ставки, столь много обещавшее в предполагаемой перспективе, было нарушено, в первую голову, вследствие слабости русского командования. Удар по заведомо более слабому противнику давал зримые надежды на успех: вряд ли главкосев ген. А. Н. Куропаткин и главкозап ген. А. Е. Эверт могли рассчитывать на столь же успешный прорыв, как у главкоюза ген. А. А. Брусилова. Впрочем, это не оправдывает их: какими бы соображениями ни руководствовались главкосев и главкозап, они не имели права саботировать директивы Ставки.