Книга Танковые рейды 1941-1945 - Амазасп Бабаджанян

«Находчивость и смекалка пехотинцев, — пишет он, — помогли увеличить огнестойкость брони, каждый танк штурмового отряда получил дополнительные бронеэкраны из мешочков с песком. Эти мешочки прижимались к броне проволокой, шпагатом или пришивались к тросам, укрепленным на бортах и башнях» («Октябрь», № 5, стр. 129).

У каждого осведомленного читателя может вызвать только иронию подобное суждение автора об увеличении «огнестойкости брони» танка с помощью шпагата и мешочков, которые «пришивались к тросам». Нетрудно понять, что весь этот пример автора действительно, образно говоря, «шит белыми нитками».

Не менее «оригинален» и другой пример, с помощью которого автор воспоминаний стремится подчеркнуть превосходство «смекалистых» пехотинцев 8-й гвардейской армии над танкистами. Товарищ ЧУЙКОВ В. И. пишет:

«Казалось, на том и закончатся попытки танкистов прорваться в ТИРГАРТЕН. Но опять выручила находчивость пехотинцев. Они предложили штурмовой танк, покрытый мешочками с песком, облить мазутом, соляркой, к бортам привязать дымовые шашки и выпустить этот танк „горящим“.

Эксперимент удался. Первый танк на подходе к месту воспламенился. Эсэсовцы растерялись — как же так, горящий танк продолжает двигаться и ведет огонь?» («Октябрь», № 5, стр. 133).

Чтобы убедиться в «правдивости» этого, на мой взгляд, надуманного примера, надо самому сесть в горящий танк, наполненный боеприпасами и повести его в бой.

Конечно, неосведомленным читателям трудно и порой почти невозможно разобраться, правду или неправду пишет автор. На это, видимо, и рассчитывает тов. ЧУЙКОВ В. И., искажая исторические факты и события периода Великой Отечественной войны. Время идет, люди умирают, а книга остается. Но в данный момент еще немало очевидцев и участников тех событий, о которых пишет автор воспоминаний «Конец Третьего рейха», они не могут, не имеют права допустить любого извращения истории в угоду личных целей автора, возвеличивания им своего собственного «я».

А в этом отношении воспоминания «Конец Третьего рейха» являются одним из ярких образцов безмерного восхваления автором своих заслуг. В воспоминаниях попрано все: и историческая правда важнейших событий и фактов, и объективная характеристика действий товарищей по оружию, и уважение к заслугам рядом действовавших объединений, которые, как и 8-я армия, были гвардейскими и не менее прославленными. Над всем этим возвышается раздутое до невероятных размеров авторское «я».

В самых различных обстоятельствах и ситуациях автор неизменно подчеркивает свои личные достоинства, предвидение и прозорливость при этом нередко весьма сомнительных с точки зрения правдивости.

В подтверждение сказанного можно было бы привести сколько угодно примеров из содержания воспоминаний «Конец Третьего рейха». Однако для этого потребовалось бы, по существу, переписать почти все произведение. Поэтому ограничусь только некоторыми извлечениями.

Рассказывая, например, о переброске в июле 1944 года 8-й гвардейской армии на одно из главных направлений, автор пишет:

«Ведь задолго до этого я пришел к мысли, больше того, к уверенности, что должно случиться именно так, что мне предстоит вести свои полки на штурм Берлина» («Октябрь», № 3, стр. 106).

Трудно сказать, возможно, у автора действительно такие мысли были, но в тексте воспоминаний они высказаны помпезно, без чувства скромности.

В этом же свете выглядит и следующее рассуждение тов. ЧУЙКОВА В. И.

«Говоря откровенно, — пишет он, — многие командиры, в том числе и я, не особенно приветствовали на своих КП и НП начальство: без него управлять ходом боя легче. Старшие начальники любят вмешиваться и не всегда удачно поправляют подчиненных; в присутствии старшего начальника ему в порядке субординации докладываешь свои решения, которые он может и не утверждать, что, несомненно, сковывает инициативу.

Я тоже частенько посещал КП своих подчиненных, бывало, и вмешивался в их работу, отменял решения, но это, как правило, диктовалось боевой обстановкой» («Октябрь», № 4, стр.144).

Вообще говоря, это рассуждение автора ошибочно по своему существу, ибо оно не способствует воспитанию военных кадров в духе уважения старших начальников, доверия к их опыту и знаниям. В частности же, тов. ЧУЙКОВ В. И. еще раз подчеркивает, что вмешательство других, даже вышестоящих военачальников в руководство боем «сковывает инициативу» и, следовательно, плохо. А когда же он, Василий Иванович, вмешивался, то хорошо, так как это «диктовалось боевой обстановкой». Можно подумать, что присутствие тов. ЧУЙКОВА В. И. на КП своих подчиненных вызывало у них восторг и восхищение.

Своего рода «кредо» о взаимосвязи личного достоинства и скромности автором высказано довольно определенно.

«Почти у каждого человека, — пишет он, — в новой обстановке, перед выполнением новых задач обостряется чувство собственного достоинства. Природа не лишила и меня таких чувств. Кстати, я не верю людям, которые, играя в напускную скромность, говорят, что они не думают о себе, о своем достоинстве» («Октябрь», № 3, стр. 108).

Видимо, автор вообще не допускает мысли о том, что могут быть люди действительно скромные по своему характеру, а не играющие в напускную скромность, меньше всего думающие о своих достоинствах и больше всего о порученном им деле. Так и хочется сказать:

«Уважаемый Василий Иванович, снимите очки „величия“, посмотрите вокруг себя простыми глазами и Вы увидите сотни, тысячи советских людей, по-настоящему скромных, отдающих все свои силы и способности общенародному делу и совершенно не кичащихся своим собственным достоинством».

Если бы действительность соответствовала, с позволения сказать, «философии» автора воспоминаний «Конец Третьего рейха», утверждающему, что перед выполнением каждой новой задачи у людей «обостряется чувство собственного достоинства», то в советском обществе давно бы уже перевелись нормальные люди. Они превратились бы в самовлюбленных эгоистов, дефилирующих друг перед другом, как индюки на птичьем дворе.

Благо, что это не так. Благо, что наши люди живут и воспитываются на основе марксистско-ленинской философии, выдвигающей на первое место при решении каждой новой задачи — ответственность перед народом за ее выполнение, а партия неустанно воспитывает у каждого члена нашего общества настоящую человеческую скромность и принимает решительные меры по отношению к тем, у кого настолько «обострилось чувство собственного достоинства», что закружилась голова от сознания собственного величия, и они оказываются не в состоянии решать новые задачи в новой обстановке.

Нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что тов. ЧУЙКОВ в своих воспоминаниях пытается представить себя перед читателями этаким новатором в военном деле, создателем новых оперативно-тактических приемов ведения боевых действий.

«Мне хотелось найти такой оперативно-тактический прием, — пишет автор, — который ошеломил бы противника новшеством и внезапностью» («Октябрь», № 3, стр. 108).