Книга Деньги на ветер - Эдриан Маккинти

Он указал в сторону кухни. Дом одноэтажный, комнаты образуют анфиладу. Только в кухне можно закрыть двери.

— Сюда, — шепотом позвал Рауль.

Мы вошли, и из кухни тут же выскользнули двое сотрудников ГУР.

Рауль тщательно закрыл дверь; опираясь на сосновый стол, открыл ставни.

— Который час? — осведомился он.

— Шесть пятнадцать, — тихо ответил голос из-за окна.

Рауль зевнул и покосился на окно.

— Кофе, — попросил он.

Присел к столу и жестом пригласил меня.

— Времени у нас мало, к десяти усадьба открывается для туристов.

— Я не понимаю, что происходит.

Рауль улыбнулся и потер подбородок. В исполнении любого другого кубинца такой жест — явное указание на Бороду, но Рауль всего-навсего оценивает состояние щетины.

Через окно передали кофейник, две чашки и сахарницу. Рауль налил себе эспрессо, сахар не положил. Понятно, как ему удалось сохранить зубы.

— Происходит, товарищ Меркадо, допрос.

Страх нарастал в геометрической прогрессии. Мне было страшнее, чем на замерзшем озере. Снаружи полно людей из ГУР и министерства, но Рауль, видно, собирался заняться мною лично.

— Не выпьешь чашечку? — спросил он.

Я отказалась.

Он сделал глоточек:

— Неплохой. Точно не хочешь?

— Нет.

— Знаешь, кто я? — Он взглянул мне в глаза.

— Конечно.

— Я deus ex machina твоего приключения, Меркадо. Знаешь такое латинское выражение? Оно означает «бог из машины». Моя задача — обеспечить торжество добра в финале.

— Я не пони…

— Кто убил твоего отца, Меркадо?

Я попыталась скрыть удивление и ответила ровным голосом:

— Понятия не имею. В Ла-Юма кто-то сбил его и скрылся с места аварии.

Рауль озадаченно нахмурился, как видно, не понял, что такое Ла-Юма. Это что же получается? Он не знает смысла выражений, которыми пестрят его собственные гневные речи о подрывной деятельности?

— Ла-Юма — Соединенные Штаты, город называется Фэрвью, штат Колорадо, — объяснила я.

— Кто его убил? — повторил он вопрос.

— Мне это неизвестно.

Рауль вздохнул и посмотрел в сад. Оттуда в кухню доносилось благоухание гибискусов.

— Вы вошли с фасада?

— Да.

— Ты слышала, что Ава Гарднер купалась голышом в том бассейне?

— Нет.

— Знаешь, кто такая Ава Гарднер?

Я пожала плечами:

— Кажется, что-то о ней слышала — голливудская кинозвезда пятидесятых…

— Молодежь!.. А что ты думаешь о том, что я ночую в доме Хемингуэя? В его постели? — спросил Рауль.

— Ничего не думаю.

— Может, я его оскверняю?

— Нет. Это всего лишь дом.

Рауль ухмыльнулся:

— Я тоже так считаю. Просто дом, как и любой другой. Мой брат никогда не спит в одном и том же доме две ночи подряд. Боится ЦРУ. Думает, его убить хотят. Одно время он и КГБ боялся. Но теперь только ЦРУ.

Его брат. Jefe — неуязвимый, бессмертный. Я постаралась скрыть нервозность под маской вежливого интереса.

— Знаешь, почему я сплю здесь, в этом доме? — продолжал странный допрос Рауль.

— Нет.

— Мы — прошлое, настоящее и будущее революции. Мы должны находиться в безопасности. В Ираке американским пилотам запрещалось бомбить культурные, исторические и религиозные сооружения. Может, я и параноик, но здесь я чувствую себя в безопасности, и мне это чувство по душе.

— Приятное место, — согласилась я.

Рауль вздохнул:

— Мы дважды встречались с товарищем Хемингуэем. Раз на рыболовном состязании в Гаване и другой — в «Эль Флоридита». Ты бывала в этом ресторане, товарищ Меркадо?

— Только по работе. Арестовывала одного типа. Выпивка там слишком дорогая.

— Можно себя иногда побаловать.

— Конечно.

— Да, мне здесь нравится. Среди книг и произведений искусства. Подлинная история.

— Да, гм… необычное место. Жаль, я раньше тут не бывала.

— Конечно, надо было… Когда ты родилась, товарищ Меркадо?

— Двадцать шестого мая восьмидесятого года.

— А когда твой отец, предатель, бежал в Соединенные Штаты?

— В тысяча девятьсот девяносто третьем.

— Когда тебе было тринадцать. Гм. Тринадцать. Еще пятнадцати не исполнилось.

— Я — его единственная дочь, а он так и не увидел праздника в честь моего совершеннолетия. Дядя Артуро говорил, отец хотя бы деньги пришлет на кинсеаньеру. Но он не прислал. Даже денег не прислал! — вырвалось у меня.

Рауль кивнул. Отец и дед, он прекрасно понимал, как важен пятнадцатый день рождения девочки.

— Выпей кофе, офицер Меркадо.

— Я уже напилась, спасибо. Целый кофейник выпила.

— В Мехико?

— Нет, здесь.

— Настоящий кофе.

— Да.

— Хорошо, хорошо. Наверно, согласишься, что, несмотря на предательство отца, мы очень великодушно обошлись с вашей семьей, — сказал Рауль.

— Великодушно? — Рики, мама и я жили на такие же талоны, как и все остальные, в обветшалых, безликих домах. У мамы в квартире даже горячей воды не было.

Рауль подтвердил:

— Да, великодушно. Отец предатель, а мы позволили твоему брату, Риккардо, выехать из страны, похоронить тело.

У меня по спине поползли мурашки. Только Рики не впутывайте!

— Рики — член партии, бывший президент Национального союза студентов, ответственный работник Национального союза журналистов. — Я попыталась защитить брата.

— Да, да, — рассеянно согласился Рауль, думая, по-видимому, о другом.

— Рики много раз бывал за границей. Ездил в Россию, Америку, Мексику. И всегда возвращался. Он многократно доказал, что…

Рауль поднял руку, как полицейский регулировщик движения в белых перчатках.

— Довольно, — остановил он мои излияния.

— Что с Рики? Его арестовали? Где он?

Моя наглость — я задаю вопросы ему — явно показалась Раулю забавной.

— Понятия не имею, где твой брат. Скорее всего, в постели какого-нибудь редактора газеты, китайского дипломата или одного из наших генералов.

Mierde! Так он и о контрреволюционных тенденциях Рики осведомлен… Впрочем, чему я удивляюсь? Там всё знают. На каждые двадцать пять кубинцев приходится по стукачу, вроде сержанта Менендеса.