Книга Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Алексей Ростовцев

Мы иногда использовали вайнштубе для встреч с иногородней агентурой из числа интеллигенции и деловых людей, а также для проведения других оперативных мероприятий. Об одном из них я вспоминаю всегда с улыбкой.

Надо было организовать знакомство нашего агента с объектом разработки (назовем его «Отто»), располагавшим весьма многочисленными и интересными связями на Западе. «Отто» был гурманом, меломаном и бабником. Каждую пятницу он посещал вайнштубе с одной из своих любовниц, которую угощал ужином и музыкой в исполнении старика Гизе. Познакомиться с «Отто» было поручено агенту «Клюге», асу своего ремесла. На этот случай я позаимствовал его у берлинских коллег. В назначенную пятницу «Клюге», явившись в вайнштубе и заказав ужин, должен был в присутствии объекта разработки затеять дискуссию на музыкальные темы с Гизе. В ходе этого спора ему надлежало преднамеренно допускать мелкие ляпсусы, на один из которых неизбежно клюнул бы «Отто». Человек тщеславный и хвастливый, он не упустил бы возможности блеснуть познаниями в области музыки перед своей дамой и сам пошел бы на контакт с «Клюге». Вот это и есть экстра-класс в оперативной деятельности. Когда же агент по своей инициативе прет на объекта, то тут налицо брак, грязная работа, достойная порицания.

За два часа до начала мероприятия я пришел в вайнштубе ознакомиться с обстановкой. Через минуту у моего столика возник оберкельнер Рольф. Мы были с ним хорошо знакомы. Он давно сотрудничал с криминальной полицией и мне оказывал кое-какие мелкие услуги. Отношения наши носили официально-дружеский характер. Сделав заказ, я осведомился, много ли посетителей ожидается вечером.

– Очень много, – сказал Рольф.

– Вот как! – удивился я. – При такой погоде все должны после работы двинуть на дачи. Прогноз не предвещает дождя.

– Прогноз врет, как репортер. Правду говорит мой радикулит, – возразил кельнер. – Надвигается гроза.

И он отправился на кухню.

Радикулит никогда не обманывал Рольфа, а при плохой погоде кабаки всегда полны. Я закручинился. Если вайнштубе будет набита битком, наше мероприятие провалится. Нам нужен оперативный простор для маневра, да и каждое слово должно быть услышано. Надо срочно что-то придумывать. А если…

– Слышал новость? – спросил я, когда кельнер вернулся с подносом.

– О какой новости идет речь? – заинтересовался он.

Надо сказать, что Рольф при всем своем внешнем лоске был весьма недалеким парнем. Его домашняя библиотека состояла из трех книг: телефонной, Правил уличного движения и Библии. Вся информация о положении в стране и мире шла к нему от клиентов. Он верил в то, что ему рассказывали, и нес услышанное дальше. Как раз на его дремучести и был основан мой расчет.

– В Стокгольме, – начал я доверительно, – завершил работу Всемирный конгресс рыжих. Решением ЮНЕСКО все рыжие заносятся в Красную книгу природы.

– Правильно, – заметил Рольф. – Рыжих не так много на свете.

– Это еще не все, – продолжал я. – Сегодняшний день объявлен Международным Днем рыжих. Не исключено, что галльские рыжие захотят отметить свой праздник в лучших ресторанах города, в том числе здесь. Учти, что среди рыжих иного влиятельных людей. Будет нехорошо, если для них не найдется свободных мест.

Рольф молча разбросал по столикам таблички с надписью «Re serviert»[14].

– Как ты думаешь, – спросил он, – уместно ли будет поздравить их с праздником?

– А вот это лишнее. Далеко не каждый из них гордится колером своих волос.

Я расплатился и на время покинул вайнштубе. Когда я снова вернулся туда, за окном уже шелестел дождь и погромыхивало. Рольф встретил меня у входа в зал.

– Впускаю только рыжих, – похвастался он.

– Ты умный человек, шеф, – похвалил я его. – Принеси-ка мне форелей и бокал легкого вина.

Заняв место в дальнем углу зала, я осмотрелся. Прямо передо мной маячил рыжеватый затылок «Отто», любезничавшего со своей пассией. За другими столиками сидело еще несколько рыжих. Две дамы были явно крашеные. Вскоре появился «Клюге», полный, вальяжный сорокалетний сангвиник. У входа он притормозил, вытирая носовым платком пот с лысины, покрытой рыжеватым пухом, незаметно озираясь и оценивая обстановку. Затем проследовал к свободному столику, бросив на ходу таперу: «Bitte “Berliner Luft, Meistre”!»[15]. При этом он фамильярно подмигнул Гизе, которого видел впервые. Тот, привыкший ко всему, поднял руки над клавиатурой, и зал от плинтусов до плафона заполнила бравурная, ликующая мелодия. «Отто» оглянулся и обратил внимание на «Клюге». Игра началась.

Нормальная агентура не любит, когда оперработник наблюдает за тем, как она выполняет задание. Но «Клюге» был артистом своего ремесла. Он нуждался в публике, и этой публикой должен был стать я. Агент работал талантливо. Он все сделал на уровне мировых стандартов. Я ушел домой, когда «Клюге» уже пил на брудершафт с «Отто», а девица последнего хохотала, задыхаясь и повизгивая от острот агента.

«Клюге» позвонил мне на следующее утро и сказал только одну фразу: «Die Sashe ist gelaufeu!» На русском это означает нечто среднее между «дело в шляпе» и «процесс пошел». Забегая вперед, скажу, что разработка, начатая в Клубе журналистов, завершилась через год вербовкой источника информации на Западе.

А я спустя пару дней навестил Рольфа в его заведении. Кельнер был хмур и обслуживал меня подчеркнуто официально.

– Ты чем-то недоволен, шеф? – полюбопытствовал я.

– Скажи по-честному, для чего тебе понадобилась вся эта канитель с рыжими? – спросил он.

– Ах, ты вот о чем! Это был обычный розыгрыш. Ничего более. Прости, если обидел. Кстати, я принес тебе кое-что. Вот, взгляни-ка. Механическая бритва. Незаменимая вещь в твоем бунгало, где, если я не ошибаюсь, нет электричества.

Рольф принял подарок и рассыпался в благодарностях.

Людоед

Транспортный «Юнкерс», набрав многокилометровую высоту, крался над безбрежным лесным морем русского Севера. Стояла темная зимняя ночь. Шел декабрь 1941 года.

В пассажирском отсеке самолета сидели лейтенант абвера Хюбель и пятеро его подопечных, навербованных в лагерях для советских военнопленных и прошедших специальную подготовку в одном из учебных центров немецкой военной разведки. Это была диверсионная группа, перед которой поставили задачу хотя бы на короткое время вывести из строя Транссибку в районе Шарьи. По ней перебрасывались к осажденной Москве дальневосточные и сибирские дивизии.

Хюбель был бодр и то и дело отпускал мажорные шуточки, стремясь поднять дух у хмурых сосредоточенных парней с пристегнутыми парашютами, которым через минуту предстояло провалиться в холодную неизвестность.

Командир экипажа обеспокоенно поглядывал на приборную панель: горючего осталось мало, едва на обратный путь, а штурман все колдовал над картой.