Книга Преступник и толпа (сборник) - Габриэль Тард

Все вышеизложенное может служить убедительным доказательством крайней недостаточности понятия о добре и зле, основанного на мнении или воле одной какой-либо ограниченной общественной группы, на интересе одной какой-либо партии, или класса, или даже одного народа. Нужно подняться выше и, проводя последовательно присущее нам стремление к беспрерывному расширению общественного горизонта, а вместе с тем и социальной предусмотрительности, нужно расширить их до последних пределов человечества, как в пространстве, так и во времени, особенно в будущем.

Проникнутые глубоким чувством нашей братской солидарности как с умершими, так и живыми, и особенно умеющими жить в будущем, как с самым последним из дикарей, так и с отдаленнейшими из наших предков или потомков мы сочтем безнравственным всякое правило поведения, которое, не принимая во внимание ни нравственных понятий прошлого, ни отдаленных последствий наших поступков в будущем, освобождает нас от всяких обязанностей как по отношению к современным, но чуждым для нас общественным группам, так и по отношению к грядущим поколениям. Мы сочтем также преступным всякий поступок, который ради частных интересов и нескольких единомышленников, хотя бы они считались миллионами, поселяет тревогу и ужас в громадной общечеловеческой семье, волнует, например, всю Европу и при этом, так сказать, сознательно игнорирует эти обстоятельства.

Для нас несомненно, что в Африке и в Полинезии существовали и существуют еще в настоящее время преступные племена, что в классической древности также были преступные хищнические народы, и что, наконец, в наше время также встречаются преступные толпы и тайные общества, преступность которых по своей глубине далеко превосходит самые выдающиеся образчики преступности индивидуальной.

Fern в своем последнем сочинении замечает, что отличительная черта наименее опасных преступников, преступников по страсти или в силу обстоятельств, состоит в том, что они обыкновенно действуют изолированно, тогда как наиболее опасные преступники, преступники по привычке и по темпераменту, большей частью приобретают себе сообщников. Итак, прибавляет он, соучастие в преступлении само по себе должно считаться отягчающим вину обстоятельством. Это, конечно, справедливо, но, к несчастью, неприменимо целиком к преступным толпам, в которых напротив преступления порождаются страстью, и в которых обстоятельством, делающим большинство из соучастников преступниками, и является сам факт их скучивания. Но замечание Ferri вполне применимо к центральному ядру преступных скопищ, к этой горсти сознательных преступников, которые других ведут к преступлению, а сами сблизились лишь вследствие взаимного сходства своей преступной натуры.

Таким образом, вопрос, в сущности, сводится к тому, чтобы провести ясную границу между вожаками и пассивными членами толпы (les meneurs et les menes). В теории провести это различие кажется трудным, но на практике это значительно легче. Естественно, что ответственность должна падать на первых, но и последних нельзя считать совершенно не подлежащими наказанию. Правда, может быть, что они поступали так не вполне свободно, а подчинились только влиянию неодолимой силы; но эта последняя и оказалась в отношении к ним неодолимой только потому, что они по природе были наклонны поддаться ей без сопротивления. Таким образом, причина их поступка лежит отчасти в них самих, отчасти – столько же или даже в большей степени – в другом или других. Здесь-то с особенной ясностью обнаруживается недостаточность схоластической теории, которая стремится обосновать ответственность на так называемой свободной воле. Кому может прийти в голову мысль о свободной воле толпы или даже тайного общества? Не очевидно ли, что автономия этих моральных организмов есть не что иное, как внутренняя необходимость (une fatalite interne)? Даже сами вожди не могут похвалиться этой свободой: их руководство часто является лишь замаскированным подчинением требованию обстоятельств, правда, созданных ими же самими. Таким образом, коллективная ответственность ни в каком случае не может быть пропорциональна коллективной свободе, на том простом основании, что такой свободы не существует. Но зато она должна строго соответствовать степени связности, органической стройности и единодушия или, говоря другими словами, степени коллективного сознания и тождества, обнаруживаемых толпой или тайным обществом в их действиях. Впрочем, как известно, преступные толпы, часто прямо безумные, не отличаются особенной логичностью своих действий.

Мне встретилась формулировка этих отношений, напоминающая своим изяществом математические формулы и потому охотно повторяемая многими авторами. В ней есть значительная доля правды, и потому она заслуживает рассмотрения. Утверждали, что коллективная ответственность находится в обратном отношении с ответственностью индивидуальной и вначале принимали это в том смысле, что чем ответственнее какая-либо толпа, тайное общество или другая социальная группа, тем более отдельный член ее становится не ответственным. Но что же такое, в сущности, толпа, секта или вообще какое-нибудь общество, если не агрегат индивидуумов? И что в конце концов может означать ответственность группы, если не ответственность всех ее членов безразлично, единственно в силу их соучастия в этой группе? Таким образом, различие между двумя видами ответственности, которые, как говорят, уравновешивают друг друга, в сущности, или ничего не означает, или значит только то, что каждый индивид в одно и то же время оказывается ответственным в двояком смысле: он ответствен за свои собственные поступки и в то же время отвечает за действия других людей, как за свои собственные, единственно в силу той солидарности, которая связывает всех соучастников в одно целое. И действительно, в принципе ничего нельзя иметь против того, что каждый индивид отвечает за последствия поступков, совершаемых лицами, с которыми он солидарен.

В самом деле социальным цементом является глубокое чувство солидарности, основанное на фикции, столь же необходимой, как и смелой, именно на предположении, что несправедливость (например, похищение собственности, нанесение ран и т. д.), причиненная одному из нас, оказывается несправедливостью по отношению ко всем остальным, и что ошибка, допущенная другими, является также и нашей ошибкой. Эта фикция, составляющая всю силу дисциплинированной армии и всякого благоустроенного общества, тем ближе к истине, чем более напряженной является коллективная жизнь общественной группы. Следовательно, чем более толпа или тайное общество обнаруживают корпоративный дух, последовательность и стройность, чем более они проявляют единства, оригинальности и тождества, тем менее заслуживают уважения притязания отдельных членов, бывших солидарными в преступлении, уклониться от этой солидарности и в наказании. Все они без исключения должны считаться участниками в преступлении, совершенном хотя бы только некоторыми из них.

Однако никогда не следует забывать, что такое соучастие в преступлении другого лица носит отчасти фиктивный характер? и что коллективная ответственность, о которой идет речь, должна, кроме того, быть рассматриваема как целое, одна только часть которого тяготеет над головой каждого из соучастников. Напротив, при прежнем режиме, а нередко даже и в настоящее время на коллективную преступность смотрели и смотрят как на залог (l’hypotheque), который, по мнению юристов, во всем своем объеме лежит (greve) и на малейшей части заложенного имущества: est tota in toto et tota in qualibet parte.