Книга Прогулка по краю пропасти - Анна и Сергей Литвиновы

– Комбинация сложная, согласен. Но и мэр наш, Иван Аверьяныч Савченко, совсем не прост. И учтите: желание мэра – выпустить ос, чтобы уронить цены на землю, – совпало с интересом Бурдакова – выпустить ос, чтобы в суматохе спокойно уйти за границу. Очень вовремя совпали эти два интереса. В нужное время – и в нужном месте.

– А куда Бурдаков планировал уехать? И вывезти свою лабораторию?

– Предположительно в Ирак. Впрочем, он уверяет, что сам не в курсе, куда конкретно. Просто ему лично посулили миллион долларов за один только переезд. Плюс за работу – ежегодно по миллиону.

– В Ираке своих Бурдаковых хватает, – задумчиво проговорила Варя. – Зачем Ираку еще один Бурдаков-то!

– Под Бурдаковыми вы имеете в виду обобщенный образ вояк-командиров?

– Да, именно их я, Сергей Александрович, и имею в виду.

– Я думаю, Бурдаков понимал это. Понимал, что его новым хозяевам нужны ученые с «биостанции», их наработки и лабораторное оборудование. И не очень-то нужен он сам. Именно поэтому он затеял перевозку личинок в Москву. И организовал будущий шантаж – на десять миллионов долларов. Чтобы надежно обеспечить себя.

Варя откинулась на спинку стула.

Блистательный, теплый южный вечер вдруг помрачнел в ее глазах. И сразу – как случалось в последнее время в минуту уныния или разочарования – разболелась ушибленная в аварии спина. «Что же это за люди! – подумала она, имея в виду и Бурдакова, и суджукского мэра Савченко. – Как можно ради денег (всего-то – ради денег!) устраивать такой кошмар, как вчера на побережье? Убивать людей?! Посторонних, ни в чем не повинных?!»

Она вдруг почувствовала свою полную беспомощность. Она обычно так чувствовала себя, когда узнавала о переворотах, революциях, террористических актах. Варя ощутила себя заложницей, пешкой в чужой, большой игре. В игре – которую ведут незнакомые ей большие люди. А пешкой – всегда в случае необходимости любой из больших игроков может пожертвовать.

– Пойдемте, Варя, – мягко сказал Сергей Александрович. – Спать хочу смертельно. Скоро будет двое суток, как я на ногах.

– Минуточку. Только один вопрос.

– Слушаю вас.

– А вы – вы знали, что здесь творится? Хотя бы приблизительно? Когда меня сюда посылали?

– Нет. Разумеется, нет. Я уже говорил: если бы мы знали – или хотя бы догадывались – сюда вместо вас поехал бы другой человек. Точнее, другие люди. Гораздо более опытные, чем вы. Более подготовленные. И с большими полномочиями.

– А что вы знали? Или – о чем вы догадывались?

– Только о том, что лаборатория, подобная бурдаковской, возможно, есть где-то в подчинении Минобороны. Где – неизвестно. А может, ее и нет вовсе… Зову официанта.

– Еще вопрос.

– Да, слушаю. – Сергей Александрович устало полуприкрыл глаза.

– Вы все время говорите «мы». «Мы» – это кто?

– На этот вопрос я вам, Варя, отвечать пока не буду. Может, когда-нибудь отвечу. А может, и нет.

– Ладно. Официант, счет!.. – крикнула Варя и снова обратилась к сотрапезнику: – Сергей Александрович, а в каком вы чине?

– Я? Я подполковник.

– А как ваша настоящая фамилия?

– Петренко. Подполковник Петренко[7].

Воскресенье

Павлик проснулся рано. Вот папка ему удружил: на собственных каникулах – выспаться не дает!

Накануне вечером отец сказал:

– Будешь у меня с завтрева по хозяйству работать. А то разболтался! Целыми днями бегаешь.

Ну вот, только хозяйства ему и не хватало! Они с дружбанами прямо с утра договорились на речку пойти. Ларик снова созывал пацанов. Обещал рассказать про то, как он от ос спасался. Нужно, ох как нужно на речку попасть! И Павлик покорно ответил отцу:

– В комнате своей, что ли, убрать?

– В комнате – само собой, – нахмурился папа. – А с утра – груши соберешь. И смотри: чтоб не ронял! Лично проверю.

– А потом – можно на речку? – с надеждой спросил Павлик. И быстро добавил: – Каникулы…

– Дипломат… – фыркнул папа. – Ладно, соберешь груши – там посмотрим.

И рано утром, когда петухи надрывали глотки, а хозяйки передавали пастуху сонных коров, Павлик уже был на ногах. Пользуясь тем, что родители спали, он напился запрещенного кофе и перенес чистку зубов на более позднее время. Схватил ведерко и помчался к груше.

«С самого верха начну», – решил Павлик, поплевал на руки и полез на дерево.

Груша у них – что надо. Самая большая в Удаловой Щели. Павлик все коленки ободрал, пока залез на верхушку. Ну и высота! Даже кусочек моря видно – далеко-далеко…

Мальчик выбрал самую роскошную грушу с золотым боком, вгрызся в душистую мякоть. Съел всю, исключая хвостик, – позавтракал, значит. Утерся рукой и свысока, как индеец из засады, взялся обозревать окрестности. Улица – как на ладони. Вот тетя Дуся погнала на луг своих коз, вот дядя Дима повез на рынок полную тачку свежесрезанных роз… «Я тоже, когда вырасту, куплю тачку и буду на рынок ездить, – размечтался Павлик. – Нашими грушами стану торговать. И персиками. Да и мамины розы продавать можно – вон их сколько у нее выросло! Денег буде-ет!..»

Обозрев улицу, Павлик заглянул во двор к соседу – дяде Андрею Борисову. Ночью, он слышал сквозь сон, к нему в гости приходило много народу… Интересно, они остались у него ночевать?

Мальчик с интересом разглядывал благородный, не чета многим двор. Тут росли смешные подстриженные кипарисы, а земля была выложена кафельными, как в больнице, плитками.

Но что-то не так было во дворе дяди Борисова… Что-то Павлика беспокоило, тревожило…

И тут он увидел.

В тени кипарисов, у забора, лежало что-то страшное, темное…

Мальчик вздрогнул – но любопытство пересилило, он подался вперед, напряг зрение…

Страшное и темное было человеком. Человек лежал неподвижно, ноги поджаты, рука неловко вывернута. Под его головой расплылась черная кровавая лужа. А на Павлика смотрели невидящие глаза дяди Андрея Борисова.

– Папа! – отчаянно закричал мальчик.

В то же самое время

«Неужели это все?» – грустно думала Варя.

Она сидела на пляже, неотличимая от сотен других курортников. Вокруг нее загорали, читали, резались в «дурака», играли в волейбол, целовались, болтали по мобильным телефонам, пили пиво с сухощавыми воблами.

Варя тоже пыталась слиться с беззаботной толпой. Она честно подставляла лицо солнцу, старалась расслабить мышцы и изгнать из головы грустные мысли. Но, увы, ничего не выходило. Не релаксация получалась, а самоедство какое-то.