Книга Тень скорби - Джуд Морган

Конечно. Итак, произошло то, что можно назвать хорошим событием, удачным во всех отношениях. Эмили и Энн быстро возобновляют прежнюю связь, даже планируют маленькое путешествие вместе. Поскольку Энн теперь постоянно дома, папе будет веселее, и Шарлотта может погостить у Элен в Дербишире — только, пожалуйста, пусть Эмили и Энн сначала совершат свою короткую поездку. Приятно было смотреть, как они набивают чемоданы вещами и читают, недоверчиво хмурясь, железнодорожное расписание. Они отправились в Йорк и пробыли там два дня.

— Было чудесно, — сказала Эмили, забирая из рук Тэбби корзину с бельем. — Совсем не обязательно быть самим собой. Ничто к этому не призывает. Мы всю дорогу играли в Гондал, правда, Энн?

Энн слушала, но, похоже, слишком устала, чтобы отвечать.

Да, они были счастливы; и, поскольку Брэнуэлл должен был через неделю возвращаться в Торп-Грин и казался таким довольным, каким только мог быть в последнее время — поспешно веселым и подавленно нетерпеливым, — Шарлотта решила, что может уехать. Она отправилась в дом приходского священника, в Хэйзерсейдж, Дербишир: адрес, который могла бы писать в левом верхнем углу своих писем, если бы не… не что? Ее решение. Это была просто мысль, не сожаление. (У Шарлотты были сожаления, но они переносились иначе: жуткие, свирепые создания, загнанные на чердак ума.)

— Симпатичный вид, не правда ли? — сказала Элен, пытаясь охватить взглядом грандиозный, захватывающий дух размах долины и холма, простиравшихся у подножия Хэйзерсейджа. Хорошо было снова оказаться рядом с Элен, вернуться к ощущению жизни, начертанной всегда аккуратными строчными буквами, без прописных. Шарлотта осмотрела и одобрила то, как Элен украсила дом, страдая от мягких уколов зависти при виде занавесок и ковров. Мягкими были и жалобы Шарлотты на настоятельные уговоры Элен ходить вместе с ней по гостям.

— Дорогая Шарлотта, я знаю, ты бы предпочла просто любоваться пейзажами, но у меня здесь есть несколько знакомых, и их нельзя обижать невниманием. Кроме того, я уверена, что тебе понравится Норт-Лис-Холл — он как раз по твоей части, ужасно готический и древний, с зубчатыми стенами и всем таким. Он был фамильным гнездом семьи Эйр, теми, что под жуткими медными табличками в церкви. Но прежних хозяев уже нет, а теперешние весьма приятные люди.

— Готический и древний. Право же, Элен, я не думала, что выгляжу такой истощенной.

Любопытно, что ей действительно понравилось в гостях, и не только из-за великолепно мрачного поместного дома. Шарлотта обнаружила, что на самом деле не так уж неуклюже, тягостно и беспомощно не приспособлена к обычному обществу, как она думала. Что-то изменилось. И ночью, столкнувшись с привычной бессонницей, она поймала себя на том, что берет перо и бумагу. Не для того, чтобы писать письмо.

Сначала она просто смотрела на эти предметы, бывшие когда-то для нее орудиями колдовства, и просто вертела их в руках. Она думала о том, что сказала Эмили. Она думала об Эмили, которая, когда не занималась работой по дому, всегда сидела над своими сочинениями, набросками, переписыванием, погрузившись в свой мир. Когда Шарлотта все-таки опустила перо в чернила и начала, это не было чем-то особенным — просто стихи, которые запинались и спотыкались о напускные чувства. Но потом в конце страницы она написала предложение, которое удивило ее. Возможно ли жить снова? Удивило, потому что совсем недавно она бы, скорее всего, написала и задумалась: Желанно ли?..

Поддавшись уговорам Элен, Шарлотта пробыла в Хэйзерсейдже еще одну неделю, хотя, если честно, слишком долго уговаривать ее не пришлось. Она не спешила возвращаться в Хоуорт. Только задним числом ее неохота стала казаться пророческой. В то время самой страшной ей представлялась только скука.

Эмили:

— Почему ты все-таки решила уйти из Торп-Грина, Энн? Не переживай, я больше не буду спрашивать и останусь вполне довольной, если скажешь, чтобы я отцепилась.

Энн задумалась. Не в ее привычках было оставлять вопрос без ответа. Но момент решения так трудно поймать. Это было чем-то неуловимым, как воздух, взгляд, ощущение недосказанности. Впрочем, быть может, вот это: холодное механическое веселье, которое начало проявляться среди слуг, и то, как это коснулось ее однажды вечером. Ее позвали, необычно поздно, в комнату мистера Робинсона, чтобы подписать квитанцию на жалованье. И, выходя в темный коридор, Энн чуть не столкнулась с горничной миссис Робинсон, которая сказала, сухо усмехнувшись: «Господи, теперь это уже превратилось в настоящие качели».

Да, этот момент. Однако она не могла рассказать об этом Эмили.

— Человеческая природа, — произнесла она наконец.

— Ах, это. — Эмили многозначительно кивнула; казалось, ее вполне удовлетворил ответ сестры.

Шарлотта добралась домой из Хэйзерсейджа в десять часов благоухающей июльской ночи и поняла, что что-то не так, в момент между переступанием порога и вздохом Тэбби, услышанным, пока она снимала плащ.

— Ваш отец отправился спать. Сами знаете, он ни за что не пропустит обычного времени. Что бы ни случилось, — пробормотала Тэбби. — Мисс Энн еще не ложилась. Вы ужинали?

— Да. — Двери гостиной были освещены. — Эмили?

— Наверху, учится или что-то такое. Сдается мне, она не может здесь сидеть, пока он концерты устраивает. — Тэбби указала большим пальцем на гостиную. — Спросите его, пожалуйста, не желает ли он поесть? Хлеб немного впитает это. Я спрашивать не стану, он только чепуху начнет молоть.

Масляная лампа стояла на столе вместе с несколькими свечами. На каминной полке, на книжном шкафу тоже горели свечи. Стоял жаркий восковой запах. Брэнуэлл сидел на полу, прислонившись к дивану и вытянув ноги, и смотрел в кусочек воздуха в четырех футах[96]от себя. Энн поднялась из-за стола.

— Моя дорогая, я уже начала волноваться. Как ты, доехала без происшествий? Я попросила Тэбби оставить супу. С папой все в порядке, и он велел сказать…

Тут Энн выдохлась: иссякли не только банальности, но и все остальное. Ее глаза беспомощно заблестели, и она протянула руку.

Шарлотта ухватилась за нее.

— Со мной все хорошо, а теперь, когда я вижу вас, еще лучше. Тем более что вижу так ясно. Что означает эта иллюминация? Мы выиграли битву? Не знала, что мы ведем войну. Здравствуй, Брэнуэлл. Вряд ли ты сможешь подняться, чтобы поприветствовать меня, а сама я точно не собираюсь к тебе опускаться.

— У нас в доме всегда слишком темно, — произнес Брэнуэлл скрипучим голосом: он был бледен, губы отвисли, глаза скользили прочь от ее взгляда. — Нам не хватает света, и мы ползаем во тьме. А теперь смотри — смотри, как великолепно все разоблачается.

— Такими темпами мы скоро придем к тому, что будем ползать по работному дому, — сказала Шарлотта, доставая колпачок для тушения свечей. Было тоскливо, когда Брэнуэлл вот так напивался: спиртное не добавляло ему веселости.