Книга Только одна ночь - Кира Дэвис

– Спасибо за то, что дали мне выговориться, – произношу я, заканчивая разговор. Я наклоняюсь и целую мать. – Я люблю вас.

Я беру сумочку и иду в коридор, где меня ждут мои туфли. Мать вскрикивает в замешательстве, но за мной следует только отец.

Я сажусь в кожаное кресло и застегиваю пряжки на туфлях.

– Мы были не виноваты, знаешь ли, – произносит он мягко, но решительно. – Она просто отказывалась нас слушать. Никакой психиатр не мог нам помочь. Мы ничего не могли с этим поделать, говорю же тебе. Ничто бы ей не помогло. Если бы средство было… я бы знал. Я бы не стал просто… я бы знал. Ничего нельзя было поделать. – С каждым словом все больше смирения, все больше отчаяния.

Я встаю и обнимаю его – слишком крепко и на миг дольше, чем нужно.

– Конечно нет. Вы сделали все, что могли.

Я снова целую его и прощаюсь.

Потому что я не могу их изменить. И потому что он носит эту иллюзию как спасательный жилет, и я не собираюсь снимать его только для того, чтобы увидеть, как он идет ко дну.

Глава 16

Дни продолжают лететь мимо. Я хожу на работу, делаю свое дело. Мистер Костин удерживает слухи за закрытыми дверями. Даже взгляды Аши больше не досаждают мне. Вот что происходит, когда ты смотришь правде в глаза, когда выбираешь жить с болью. Трудно причинить боль тому, кто и так бьется в отчаянии.

Но я не могу уйти в депрессию с головой. У меня есть дела. Я только что уволилась, и, хотя я сумею прожить какое-то время на свои сбережения, надо искать себе новое занятие. Я знаю, что могу пойти в любую консалтинговую фирму. Мистер Костин не посмеет выдать мне плохую характеристику, но любая должность после этой будет шагом назад. Как сказал мой отец, это лучшая консалтинговая компания в стране. Придется довольствоваться малым, если только я не собираюсь эмигрировать за границу.

Ничего страшного. Мне нравится идея быть крупной рыбой в мелком пруду.

Но боже, как я скучаю по нему. Эта потеря заставляет меня каждый вечер открывать новую бутылку вина. Я слышала, когда люди теряют любимых, им продолжает казаться, что они видят их. Им приходится дважды оглядываться в толпе, чтобы убедиться, что это не он прошел только что мимо. Им чудится в кафе его голос, а потом оказывается, что это какой-то диджей на радио.

Но меня подобные галлюцинации не преследуют. Голос Роберта, его внешность, весь он… слишком уникален. Я никогда не спутаю его ни с кем. А поскольку он ездит на «альфа-ромео», то и его машину я тоже не спутаю ни с какой другой.

Он просто ушел.

Понимание пронзает меня, когда я нахожусь дома, одна, ополовинив бутылку каберне 1996 года. Слишком хорошее вино, чтобы тупо напиваться им, но я не устояла. Этот разрыв, он больше не кажется мне временным, и пустота комнаты наполняет мое сердце аналогичной пустотой.

Даже когда меня нет поблизости, я внутри тебя. Я могу приласкать тебя мыслью.

Когда-то он сказал мне эти слова, и я закрываю глаза, пытаюсь поверить в них снова. Я откидываюсь на подушки дивана, прижимаю ладонь к груди и представляю, что это делает он.

Ты думаешь обо мне, Роберт?

Внезапно меня окутывает такая грусть, что я начинаю рыдать, съежившись под ее напором. Я не знаю, моя ли это грусть, или я чувствую через расстояние его отчаяние, и оно, смешавшись с моим, обретает невиданную силу. Рука тянется к телефону, я набираю Симону.

Ее не приходится долго ждать. Она уже привыкла к этим крикам о помощи. На этот раз она явилась без бутылки греха.

– Ты находишься в эпицентре развала, – поясняет она, забирая у меня каберне и затыкая горлышко пробкой. – Алкоголь хорош для веселья, но для депрессии он не подходит.

– Я не в депрессии, – надуваю я губки.

Она смеется, забирается с ногами на кушетку и делает мне знак сесть рядом с ней.

– Что случилось, Кэс, ты заблудилась?

Я киваю, на глазах появляются слезы.

– Он звонил?

Я качаю головой.

Она закрывает глаза, словно погружаясь в медитацию.

– Он скучает по тебе, – говорит она. – Просто боится.

– Откуда ты знаешь, что он боится? – удивляюсь я.

Она улыбается, глаза по-прежнему закрыты.

– Потому что мужчины всегда боятся. Они будут петь тебе о храбрости, уверять, что защитят тебя от всех напастей, но при первом же эмоциональном конфликте разбегаются, как кучка испуганных кроликов.

Я вздыхаю и кладу голову на колено.

– Роберт не кролик.

– Все мужчины кролики, – возражает Симона, распахивая глаза. – Они водят своими носиками, вынюхивают, трахают все, что шевелится, а потом разбегаются. А мы, как Элмер Фадд, разрушаем свою жизнь в одержимой охоте за ними.

Я хихикаю. Впервые за долгое время я готова расхохотаться. Это маленькая победа Симоны, и она признает ее, облегченно вздыхая.

– Уверена, что между вами все кончено? – спрашивает она.

Я не отзываюсь. Я не готова сказать это вслух, но за меня отвечают слезы, которые начинают бежать ручьем, стоит Симоне обнять меня.

– Может, я дала тебе неверный совет в тот вечер с водочным коктейлем.

– О?

– Я рассказала о сексе втроем и предложила тебе тоже попробовать нечто подобное, если у тебя сильное чувство собственного Я. Но я не сказала тебе, что у тебя его нет.

Я ежусь от обиды.

– Только не пойми меня неправильно, оно у тебя появится, и очень скоро. Но сейчас ты находишься на стадии самоизыскания. – Она делает паузу, прежде чем спросить: – Как дела на работе?

– Я уволилась.

– Слава богу!

Я выпучиваю глаза:

– Ты же говорила, что я должна остаться! Говорила, что я должна пройти через это, принять власть без уважения! Это твои слова!

– Нет, я говорила, что ты либо должна пройти через это, либо уйти и найти иной путь. Я предложила тебе поработать на себя.

Я трясу головой, смотрю на свой стакан из-под вина, в котором осталось всего несколько капель на дне.

– Я не готова к этому. И у моей фирмы есть привычка наказывать тех, кто избрал этот путь, особенно если они подозревают, что ты можешь увести у них клиентов или составить им конкуренцию. Они зароют меня прежде, чем я успею встать на ноги.

– Хм, не-а, они этого не сделают, – смеется Симона.

– Симона, я видела, как они проделывали это с другими… – начинаю я, но замолкаю.

Конечно же они этого не сделают. Как его одеколон, которым пахло от моей кожи после занятий любовью, запах его протекции все еще силен. Люди чувствуют его. Они в курсе, что это означает.