Книга Никогда не называй это любовью - Дороти Иден

– Этих, как ты выражаешься, сумасшедших гораздо больше! Я читаю газеты.

– Значит, перестань их читать, – спокойно произнес он.

– О любимый! А что, если ты ослеп навсегда?!

– Это было бы ужасной бедой для меня. Потому что тогда я не смогу увидеть тебя в день нашей свадьбы. Ты понимаешь, что нам осталось подождать всего какой-то месяц? Ну, может, чуть больше…

– Чарлз, ну пожалуйста, побудь пока дома. Умоляю тебя. Я так боюсь!

Он снял очки и посмотрел на нее глазом, не прикрытым повязкой. Она увидела, как обозначились скулы на его изможденном лице. Он выглядел совершенно больным, постаревшим и усталым. Ну как она могла не бояться за него?

Однако он с улыбкой заверил Кэтрин, что ее опасения абсолютно беспочвенны.

– Уверяю, никто и ничто не убьет меня прежде, чем я подойду с тобой к алтарю. Никто! Ни епископы, ни священники, ни невежественные крестьяне, ни английское правительство, ни даже сам архангел Гавриил!

И вот наконец наступила середина июня – день их свадьбы.

Она надела платье из серого шелка и маленький тюрбан с фиалками. Нора помогала ей одеваться и укоризненно ворчала, что она слишком долго копается.

– Не следует заставлять ждать мистера Парнелла. Он уже полчаса ходит взад-вперед в гостиной. Он нервничает, как юноша!

– Что ж, веришь ты или нет, – проговорила Кэтрин, напудривая щеки, – я тоже чувствую себя сейчас как совсем юная девушка. Разве тебе не кажется это смешным?

Нора сдержанно ответила, что, наверное, испытает это, наряжаясь на собственную свадьбу, когда придет время.

– Ты ведь не совершишь моих ошибок, – решительно произнесла Кэтрин.

– Я никогда не смогу влюбиться в кого-нибудь так сильно, как ты, мамочка, – немного грустно ответила Нора. – Иногда я просто ненавидела мистера Парнелла. Но, наверное, это восхитительно любить так, как ты!

– Да! – выдохнула Кэтрин. – Да, это так.

– О мамочка, не надо плакать! – воскликнула Нора. – Нельзя! Ты все испортишь. А ведь сейчас ты так прекрасна!

Кэтрин прижала дочь к себе, пристально заглядывая ей в глаза.

– Ответь, я была скверной матерью для Джералда и Кармен? – горячо спросила она. – Я никогда, никогда не хотела этого!

– Иногда… – начала было Нора и вдруг всхлипнула. – Мамочка, поверь, мы всегда любили тебя. Всегда! А теперь поторопись. Не заставляй мистера Парнелла ждать. Вот видишь, как я забочусь о его чувствах. А ты такая красивая, мамочка, как невеста!

Чарлз с нетерпением ожидал ее у лестницы.

– Ну что, пошли, дорогая. Настало время пойти под венец, Кэт.

Пока она медленно спускалась вниз, он улыбался, и глаза его сверкали, как раньше.

– Вот, возьми свой свадебный букет. – Он протянул ей белую розу, но, прежде чем приколоть ее к груди Кэтрин, нежно поцеловал цветок.

В дверях стояли Нора, две младшие сестренки и слуги. Они пожелали им счастья, и Чарлз, взяв Кэтрин под руку, вывел ее из дома.

Самый быстрый конь, Диктатор, был запряжен в фаэтон, ожидавший их на улице. Они заметили нескольких журналистов, возле которых уже собиралась толпа. Люди прибывали и прибывали. Газеты весьма интересовались этим запоздалым браком двух возлюбленных со столь печальной репутацией.

Чарлз помог Кэтрин взобраться в фаэтон, взял из рук грума поводья и как следует стегнул коня. Потом широко улыбнулся.

– Смотри, они собираются поехать следом за нами. Только им ни за что не поспеть за Диктатором.

Кэтрин, истинная дочь своего отца, была глубоко огорчена, что у них не будет церемонии в церкви. Однако контору чиновника-регистратора на Стейнинг украшали вазы с летними цветами, а манеры его были весьма степенными и ничем не уступали поведению церковного проповедника. Кэтрин показалось, что до нее донесся голос ее любимого отца, и у нее появилась убежденность в том, что, пусть они женятся и не в церкви, у них есть церковное благословение на этот брак. Когда она протянула руку, чтобы на нее надели обручальное кольцо, ее губы предательски задрожали. Они с Чарлзом всегда принадлежали друг другу, но теперь их любовь освящена законом. Она не без грусти оглядывала контору, при этом упорно думая о том, что, хотя здесь нет ни алтаря, ни свечей, ни торжественной атмосферы, они с Чарлзом все равно пребывают под неусыпным взглядом Господа.

На обратной дороге в Уолшингэм-Террас солнце ярко освещало их лица. Чарлзу пришлось держать поводья одной рукой, ибо другая сжимала руку Кэтрин. Это будет их самым привычным и заветным любовным жестом до самой старости, думала она. А нынешние успокоение и умиротворенность останутся с ними надолго и после того, как прекратятся самые страстные объятия.

Возле дома собралась Толпа. Чарлз и Кэтрин несколько минут стояли молча, принимая бурные овации. Когда же к ним направился один из газетчиков, Чарлз предупредительно поднял руку:

– Оставьте мою жену в покое. Очень скоро я выйду к вам и отвечу на все вопросы.

«Моя жена…» Кэтрин почувствовала, что щеки ее зарделись, как у совсем еще юной девушки. Они прошли в гостиную, где их дожидалась Нора с малышками, а верная Эллен уже накрыла стол для праздника. Комната была полна цветов, на комоде виднелась стопка поздравительных писем и телеграмм. «Как много добрых пожеланий», – подумала Кэтрин с благодарностью. А ведь она сама представляла собой огромную опасность для Ирландии и ее дела, но все эти люди простили ее!

Подошла Нора и сняла с ее головы тюрбан с фиалками. Потом Кэтрин опустилась на колени перед Клер и Кэти. Она прижала обеих дочурок к себе.

– Мамочка, а у тебя щечки мокрые, – посетовала Кэти, а Клер очень строго сказала:

– Не надо плакать в таком красивом платье, мама.

В дверь постучала Филлис и вошла с трепетным видом.

– Миссис О'Ши, вы не могли бы спуститься на минутку? Тут один мужчина из газеты, он настойчиво требует встречи с вами.

– Что это значит, Филлис?! – гневно воскликнул Чарлз, – Кто это – миссис О'Ши?

В ответ все громко рассмеялись, и с этой минуты больше не было слез.

Миссис Парнелл… Наконец-то это сбылось. Это правда! Когда после долгого и веселого праздника Чарлз заснул, Кэтрин лежала без сна и, вслушиваясь в его мерное, спокойное дыхание, ощущала рядом с собой его любимое тело, словно это происходило с нею впервые в жизни, и каждый его мускул, каждый выступ его худого тела казался ей чем-то новым… Близость его тела и сейчас была для нее чем-то незнакомым и возбуждающим, волнующим. Может быть, потому, что наконец-то иные слова были сказаны им, может быть, потому, что теперь на ее пальце блестело обручальное кольцо? Может быть…

Но вскоре последовали новые расставания и разлуки. Чарлз уехал в Париж на встречу с ирландскими изгнанниками, а из французской столицы отправился в Ирландию. «О Ирландия, – размышляла Кэтрин, – она, словно страшная неизлечимая болезнь, пожирает его. Так голод и недуги пожирают многострадальных крестьян». Кэтрин с ужасом вспоминала о несчастье, постигшем Чарлза, когда ему в глаза попала известь. Поэтому теперь он посылал ей телеграммы ежедневно. Не всегда это были веселые послания, просто они говорили ей, что ее любимый жив. «В столице Слайго люди настроены враждебно, против нас все священники», – сообщал он ей. А на следующий день приходила другая телеграмма: «Очень дружелюбно настроенное меньшинство». Потом от Чарлза пришло печальное известие: «О'Келли больше нет с нами». О'Келли был одним из самых близких Чарлзу людей. Одно веко Чарлза сильно пострадало от извести, и теперь на нем красовался грубый шрам. Однажды Кэтрин спросила, как он реагирует, если кто-нибудь с насмешкой выкрикивает имя Китти О'Ши, на что Чарлз ответил: