Книга Одинокий волк - Джоди Пиколт

Хочешь совет? — негодуя, сказал папа, отъезжая от дома в Бетлехеме, где один подросток уже отключился, а двое других занимаются сексом в припаркованной машине. — Если уж врешь, что будешь заниматься у Марии и останешься там ночевать, не забывай сумку, которую вроде бы собрала.

Я так злюсь, что перед глазами двоится, но это можно списать еще и на алкоголь. Выпила я только одно пиво, но кто знает, что было намешано в том, что по вкусу напоминало фруктовый пунш?

Представить не могу, что ты меня выследил!

Я два года выслеживал добычу, а, можешь мне поверить, девочки-подростки оставляют намного более заметные следы.

Мой отец только что ворвался в дом, как будто мне всего пять лет и он приехал забрать меня после дня рождения.

Что ж, благодаря тебе я теперь изгой.

Ты права. Нужно было дождаться, пока тебя изнасилуют на свидании или у тебя случится алкогольное отравление. Господи, Кара, чем, черт побери, ты думала?

Я вообще не думала. Позволила за себя думать Марии, и это оказалось ошибкой. Но я бы скорее умерла, если бы призналась в этом отцу.

И уж точно никогда не сказала бы ему, что на самом деле рада уехать, потому что вечеринка начинала меня бесить.

Именно поэтому, — заявил отец, — волки в дикой природе оставляют иногда свое потомство замерзать.

Я позвоню в службу защиты детей! — пригрозила я. — Перееду к маме!

Вокруг отцовских глаз маленький зеленый квадрат — отражение зеркала заднего вида.

Напомни мне, когда протрезвеешь, чтобы я посадил тебя под домашний арест.

Напомни мне, когда я протрезвею, чтобы я сказала, как тебя ненавижу, — отрезала я.

Он засмеялся.

Кара, клянусь, ты меня до смерти доведешь!

Неожиданно перед грузовичком появился олень, и папа резко крутанул руль вправо. Даже когда мы врезались в дерево, несмотря на то что я обманула его ожидания, он инстинктивно выставил руку передо мной — отчаянная попытка обезопасить своего ребенка.

Я пришла в себя, почувствовав запах. Где-то просачивался бензин. Моя рука бездействовала. Я чувствовала, как горит место, где врезался ремень безопасности и теперь наливался синяк, — как лента на теле участниц конкурса красоты.

Папочка, — позвала я.

Мне казалось, что я ору, но мой рот был забит пылью. Я повернулась и увидела отца. У него на голове была кровь, а глаза не отрываясь смотрели на меня. Он попытался что-то сказать, но не смог произнести ни слова.

Нужно было убираться отсюда. Я понимала: если где-то подтекает бензин, автомобиль скоро загорится. Поэтому я перегнулась через отца и отстегнула его ремень безопасности. Моя правая рука не работала, но левой мне удалось открыть пассажирскую дверцу и выбраться из кабины.

Из-под капота валил дым, одно колесо еще продолжало вращаться. Я подбежала к водительской дверце и распахнула ее.

Ты должен мне помочь, — сказала я.

Левой рукой мне удалось приподнять отца и притянуть его к себе — сейчас мы напоминали партнеров в ужасном, кошмарном танце.

Я рыдала, в глазах и во рту была кровь. Я пыталась оттащить папу от машины, но не могла взяться за него двумя рукам.

Одной рукой я обхватила его, но не смогла удержать. Я выпустила его. Он скользнул, как песок в песочных часах, и медленно упал, ударившись головой о тротуар.

После этого он больше не шевелился.

«Клянусь, ты меня доведешь до смерти!»

Я его уронила, — говорю я Эдварду, захлебываясь рыданиями. — Все считают меня героиней, потому что я спасла его жизнь. А я его отпустила.

И теперь ты не можешь его отпустить, — говорит он, внезапно поняв саму суть.

Из-за меня он завтра умрет.

Если бы ты оставила его в грузовике, он бы умер еще тогда, — возражает Эдвард.

Он упал на тротуар, — рыдаю я. — Он так сильно ударился затылком, что я услышала хруст. Вот почему он до сих пор не очнулся. Я слышала доктора...

Невозможно сказать, какие повреждения получены в результате аварии, а какие — позже. Даже если бы он не упал, Кара, он все равно мог бы оказаться в таком состоянии.

Последнее, что я ему сказала: «Я тебя ненавижу».

Эдвард смотрит на меня.

Это были и мои последние слова, — признается он.

Я вытираю глаза.

Это самое дерьмовое, что нас объединяет.

Нужно же с чего-то начинать, — говорит Эдвард и слабо улыбается. — Кроме того, он знает, что ты говорила несерьезно.

Почему ты так уверен?

Потому что ненависть — обратная сторона любви. Как орел и решка на монете. Если ты не знаешь, что такое любовь, откуда узнать, что такое ненависть? Одного без другого не существует.

Очень медленно я просовываю руку в ладонь Эдварда. И вот мне снова одиннадцать лет, мы переходим улицу, направляясь в школу. Я никогда не смотрела по сторонам, когда шла с Эдвардом. Я доверяла ему.

Он сжимает мою руку. На этот раз я только крепче цепляюсь за брата.

Когда я была маленькой, папа укрывал меня на ночь одеялом, и каждый раз, когда он выходил, казалось, будто погасла гигантская невидимая свеча, освещающая комнату. Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять: он просто нажимал на выключатель, не он являлся источником света.

Участвуя в этой странной, но уже знакомой сцене, я чувствую себя человеком, задувающим невидимую свечу, искру, которую я не вижу, но в которой содержатся жизненные силы, если не сама жизнь.

Здесь Эдвард, те же самые медсестры и доктора, социальный работник, адвокат и координатор из банка донорских органов. А еще здесь Джо, как и обещал, и моя мама, потому что я ее по-просила.

Вы готовы? — уточняет реаниматолог.

Эдвард смотрит на меня, и я киваю.

Да, — отвечает он.

Он держит меня за руку, когда отключают аппарат, когда в руку отца вкалывают морфий. За отцом расположен монитор, где отражается артериальное давление.

Аппарат перестает дышать за моего отца, но я не свожу глаз с его груди. Она поднимается и опускается еще раз. Потом замирает на секунду. Потом еще дважды поднимается и опускается.

Мелькание цифр на мониторе напоминает падение валют на фондовой бирже. Через двадцать одну минуту после начала процедуры сердце папы перестает биться.

Следующие пять минут были самыми длинными в моей жизни. Мы ждем, чтобы убедиться, что он спонтанно не начнет дышать самостоятельно. Что его сердце не забьется вновь.

За моей спиной негромко плачет мама. В глазах Эдварда стоят слезы.

В 7.58 вечера отца объявили мертвым.

Эдвард, Кара, — говорит Трина, — можете попрощаться.