Книга Червь - Джон Фаулз

В: Не приметили вы при всём том, как держал себя Его Милость? Встревожился ли он при виде этого диковинного чудовища, перепугался ли?

О: Скорее, как бы ждал чего-то. А шляпу держал под мышкой.

В: Словно в присутствии высокой особы?

О: Так.

В: А что Дик? Тоже не показал испуга?

О: Его, должно быть, обуял священный трепет. Стоит и глаз от земли не поднимает.

В: Дальше.

О: Стоим мы, как я сказывала, на коленях, Его Милость шпагу уставил остриём вниз, руки на эфесе — будто джентльмен из стародавных времён перед королём. Вдруг от летучего червя повеяло ветерком, и он начал опускаться. Медленно-медленно, точно пёрышко. Опустился так низко, что едва не доставал брюхом до земли, и лишь тогда остановился. А из брюха выставились четыре тонкие лапы с большими чёрными ступнями. И едва он на этих лапах утвердился, как в тот же миг сделалась в боку его отверстая дверь.

В: Как так — дверь?

О: Покуда он парил наверху, я её не замечала, а как опустился, то различила я посреди тулова дверь. А от двери до земли откинулась складная подножка на хитрых петлях, как у кареты. Ступеньки три-четыре, серебряные, решётчатые. А кто её откинул, я того не видала.

В: И что же вы усмотрели внутри?

О: Не сердце, не кишки, нет. А как бы стену, сложенную из блистающих самоцветов. Каких тут камней не было: изумруд и топаз, рубин и сапфир, коралл и хризолит и не знаю ещё какие. Не самой чистой воды самоцветы, чуть затуманенные. А горят так, точно с оборотной стороны за ними поставлены свечи. Ну, сама-то я свечей не видела. Такие в колокольнях разноцветные окна бывают, только в тех стёклышки покрупнее.

В: Что-то я не совсем понимаю. Растолкуйте ещё раз: то был не истинный червь, не одушевлённая тварь, но рукотворное устройство, машина?

О: Да. И изнутри на нас ещё ощутительнее пахнуло благовонным бальзамом. И тогда Его Милость склонил голову, как бы давая понять, что те, кого он называл хранителями вод, сейчас будут здесь.

В: Эти лапы — откуда они выступили?

О: Из тулова, из тех чёрных отверстий, о которых я сказывала. Тонкие: я думала — подломятся. Ан нет, выдержали.

В: Какой они были толщины? Имели они икры, ляжки?

О: Да нет, толщины всюду одинаковой. Не толще молотильного цепа или жезла пристава. Но под такой тушей смотрелись совершенно как паучьи лапки.

В: Дальше.

О: И выступила из двери та, в серебре, которую мы видали, и в руках она имела букет белоснежных цветов. Улыбнулась, быстрым шагом сошла по ступенькам и остановилась перед нами. И тотчас оборотилась назад, а наверху, откуда ни возьмись, показалась другая леди в таком же наряде. Постарше, волосы впроседь, а всё же прямая и осанистая. И тоже нам улыбнулась, но со всевозможной величавостью, точно королева.

В: В каких она была летах?

О: Много если сорок. Не вовсе ещё увядшая.

В: Продолжайте. Отчего вы замолчали?

О: Ты сейчас опять усомнишься в моих словах, но, видит Бог, я не лгу.

В: Бог, может, и видит, да я не вижу.

О: Придётся тогда верить на слово жалкой рабе Его. Вторая леди также спустилась по серебряной лесенке, и едва ступила наземь, как появилась в дверях ещё одна, как бы дама из свиты вслед за знатной особой. Эта была уже старая, в сединах, телом немощна. Оглядела нас, как и те две, и тоже сошла вниз и встала рядом с теми. Стоят, смотрят на нас, глаза у каждой ласковые. И тут — новое чудо: я вдруг увидала, что это мать, дочь и дочь дочери. Возрастом отличны, а черты ну так схожи, словно это одна женщина в разных летах.

В: Как были одеты две другие?

О: В те же престранные наряды, что и первая: серебристые штаны и курточки. Ты, верно, думаешь, неприличен даме в летах такой наряд, а как посмотришь — никакого неприличия. Сразу видно, к наряду этому им не привыкать и надет он не для смеха, не для забавы, а просто это платье приглянулось им за то, что оно простое и свободное.

В: Имели они на себе украшения, драгоценности?

О: Никаких. Только и было что три букета: у старой цветы тёмно-багровые чуть не до черноты, у младшей, как я сказывала, чистейшей белизны, а у матери её, точно кровь, алые. Во всём же прочем все три — словно горошины из одного стручка, только что летами несходны.

В: Ну а жабы, зайцы, чёрные кошки — их вы, часом, поблизости не приметили? Или, может, вороньё близ пещеры каркало?

О: Нет, нет и нет. И котлов с мётлами не случилось. Ох, смотри, не знаешь, над кем насмехаешься.

В: Послушать тебя — только их и недоставало. И тебе летучий червяк на паучьих ножках, и женщины, обряженные ворон пугать.

О: А теперь, сударь, слушай такое, чему ты и подавно не поверишь. Женщина средних лет стояла посредине, а молодая и старая — по сторонам. И вот эти две поворотились и шагнули к третьей, и уж не знаю каким чудом, но в тот же миг они с ней слились, точно как всочились в неё и пропали. Так призраки проходят сквозь стену. И где стояли три женщины, осталась одна — та седоватая, мать. Я это ясно видела, как тебя вижу. А букет у неё в руках уже не алый, как прежде, но разноцветный: из белых, алых и тёмно-багровых цветов — чтобы мы хоть так поверили, если не поверим своим глазам.

В: Ну, сударыня, уж этакой дичи не даст веры и самый легковерный дурак во всём крещёном мире.

О: Вот ты себе должность и определил. Ведь я тебе ничего, кроме правды, рассказывать не стану, хоть бы эта правда и располагала тебя к подозрениям. Не хмурься, сделай милость. Конечно, ты законник, тебе надлежит приступать к моим словам не иначе как с пилой и молотком. Но помни: слова мои — внушение духа. Не извести бы тебе отменную доску на щепы да опилки. Такая трата тебе мудрости в этом мире не прибавит.

В: Там видно будет, сударыня. Плети дальше свои небылицы.

О: Эта леди — назову её матерью — приблизилась к нам. Сперва к Его Милости: протянула руки и подняла с колен. А как он поднялся, заключила в объятия. И обнялись они, словно мать и сын, сей лишь час воротившийся из дальних странствий, словно она его целую вечность не видела, не обнимала. А потом она обратилась к нему на неведомом наречии, и голос у неё был тихий и нежности неописанной. И Его Милость отвечал на том же непонятном наречии.

В: Постой-ка, не спеши. Что это был за язык?

О: Я такого никогда прежде не слыхивала.

В: Какие же языки тебе доводилось слышать?

О: Голландский, немецкий. Ещё французский. Малым делом испанский и итальянский.