Книга Сезон ведьмовства - Наташа Мостерт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ею овладела слепая ярость. Она предлагала ему этот приз, а он отказался! Он отверг ее! Как остановить его? Он знает пароль — тот самый, что стерт из ее собственной памяти. Если он совместит пароль с Порталом…
На две двери вниз по коридору, на одну — вверх. Вторая дверь справа…
Нет, нет. О боже… Ее охватило отчаяние. Напрягись, Морриган, сосредоточься. Она попыталась унять пламя, бушевавшее в сознании.
Она почувствовала, что Габриель и его спутница направляются к выходу. Голоса начали удаляться. Всё. Ушли.
Вероятно, он уже на пути в Монк-хаус. Надо его остановить!
Она победит, если не позволит ему переписать «Ключ Прометея». Без «Ключа» Габриель до конца жизни будет обречен на бесплодные поиски. Ему суждена вечная неудовлетворенность, вечная жажда. Как остановить его, как?
Ее внутренний глаз искалечен, она не сможет войти в сознание Габриеля и просканировать его. Он слишком силен. Но может быть, она добьется своего иным способом?.. Решение осенило ее — легкое, точно дыхание призрака.
Внутреннее зрение всегда было ее тайным даром. Минналуш так до конца и не поняла, что это такое, а она между тем сумела развить свой талант, раздвинула границы сознания. Теперь ей подчинялись и неодушевленные предметы. Минналуш и в голову не приходило, насколько усилились пара-психологические способности Морриган благодаря тренировке памяти. Создавая свою магическую формулу, младшая сестричка не приняла их во внимание, не включила в уравнение.
Морриган понимала, что дар дальновидения ее не спасет, и дворец памяти навсегда притянул ее на свою орбиту. Ее удел — бродить по бесконечному лабиринту лестниц, коридоров и дверей. Но если она соберет все свои силы и сумеет сконцентрировать волю, может быть, тогда внутреннее зрение ненадолго перенесет ее туда, куда нужно. Ей требуется совсем немного времени, ровно столько, чтобы успеть сделать то, что должно…
Женщина на больничной кровати лежала совершенно неподвижно. Ровное дыхание почти стихло. Она была далеко. Внутренний глаз перенес ее домой.
Ставни на окнах в доме из красного кирпича были наглухо закрыты, внутри царил запах запустения. Повсюду скопилась пыль.
Дом пустовал, но было видно, что еще недавно в нем жили. Бархатная подушка на сиденье большого плетеного кресла хранила отпечаток тела. На журнальном столике вверх обложкой лежала раскрытая книга, рядом стояла кружка с недопитым кофе. На ободке кружки виднелся след губной помады. На спинке другого кресла валялось небрежно брошенное черное пальто, рукава свисали, точно усталые руки. Плотная шерстяная ткань еще слегка пахла духами.
Но сильнее всего в гостиной чувствовался запах гниющих цветов — стебли роз постепенно разлагались в стоячей воде; в горшках с потрескавшимся грунтом засыхали комнатные цветы; даже мясистые лепестки орхидей начали увядать и чернеть. Умирающие растения еще не лишились всех жизненных соков, поэтому запах в помещении был острым и влажным. На полке над рабочим столиком в небольшом стеклянном аквариуме лежал ссохшийся трупик паука.
На длинном столе, похожем на верстак, стояли два компьютера, заросшие пылью. Тонкий серый слой покрывал и экраны жидкокристаллических дисплеев. Компьютеры были выключены, квадратные пятна мониторов безмолвно темнели.
Внезапно раздался щелчок. Один из экранов засветился, точно его коснулась чья-то невидимая рука. Одновременно в чреве компьютера заработал встроенный вирус. Владелицы машины создали его много лет назад как способ защиты на какой-либо непредвиденный случай, как формальную меру предосторожности. Смертоносный код был разработан превосходно, однако сестры всерьез не предполагали, что это оружие когда-либо придется пустить в ход, ведь запуск программы-вируса был призван уничтожить работу всей их жизни, разрушить магическую вселенную.
Словно по мановению все той же невидимой руки, на экране замелькали страницы. Сменяясь, они исчезали — содержимое файла стиралось из памяти компьютера и с жесткого диска. Знаки, символы, загадочные цифры; изящные чертежи и планы — божественная архитектура; таинственные заклинания, магические формулы… Волшебный дворец памяти неумолимо и безвозвратно уходил в небытие.
* * *
На расстоянии семи миль от красного кирпичного особняка, в одноместной больничной палате сестра Кендалл обтирала влажной губкой вялые конечности пациентки.
Бедняжка, вздохнула медсестра и провела губкой по красивой мускулистой руке своей подопечной. Судя по всему, та была спортсменкой, но очень скоро великолепные мышцы ее тела начнут дрябнуть.
Сестра Кендалл уложила безвольную руку на постель, аккуратно откинула со лба пациентки черные волосы и промокнула губкой лицо. Страшная судьба, хуже смерти. Сестра Кендалл не хотела бы оказаться на месте этой женщины. Доктора вынесли суровый приговор — на чудесное пробуждение в ее случае надеяться не стоило.
Какое прекрасное лицо. Однако и его красота быстро поблекнет. Правда, сегодня пациентка выглядела до странности хорошо. На ее лице светилось полное удовлетворение, как будто она выполнила какую-то сложную задачу. Сестре Кендалл даже показалось, что на устах черноволосой женщины промелькнула улыбка.
Я отправляюсь на поиски великого «может быть».
Предсмертные слова Франсуа Рабле
— Простите, это вы?
Не успели слова слететь с ее губ, как она вспыхнула и пожалела о своей несдержанности.
Седой мужчина, сидевший на парковой скамейке в нескольких шагах от нее, поднял глаза, а затем оглянулся. Убедившись, что девушка обращается именно к нему, внимательно посмотрел на нее.
Она вдохнула поглубже и указала пальцем на книгу, которую старик держал в руках.
— Это ведь вы, да?
Он перевернул книгу, взглянул на фотографию, помещенную на задней обложке, и улыбнулся.
— Боюсь, вы правы.
— Значит, вы писатель?
— Среди прочего, да.
— Я тоже собиралась стать писательницей.
Девушка вдруг вспомнила, что спереди на футболке у нее красуется внушительное желтое пятно. Перед прогулкой она хотела переодеться, но потом раздумала. Надо же, как неловко.
Пожилой мужчина жестом указал на скамейку.
— Присаживайтесь.
— Спасибо. — Девушка присела на самый краешек. — Мне надо приглядывать за Пиппой.
Она махнула в сторону песочницы, где на корточках сидела пухленькая девочка.
— Ваша дочка? — спросил старик, обернувшись.
— Да. У меня еще есть маленький сын, он остался дома. Представляете, утром срыгнул молоком прямо мне на футболку!
Господи, и зачем она только ляпнула эту глупость? Рядом сидит такой элегантный мужчина, а она рассказывает про детскую отрыжку.