Книга Запад - Александр Зиновьев

Не лучше и другие целители душ. Гештальт-терапия, второе рождение (Rebirthing), психодрама, гипноз, медитация, биологическая обратная связь — какие только методы «лечения» не выдуманы! И все они имеют своих апостолов и своих верующих. Недавно появились новые, например — «со-зависимость» и "дикий человек". В первом людям предлагается найти в себе "заброшенного и оскорбленного ребенка", во втором — возродить в себе "заглушенную дикость". Успех огромный. Трудно себе представить, до какого уровня мракобесия опускаются люди, поддающиеся влиянию этих шарлатанов. Причем люди образованные.

Неужели нормальная медицина не может тут занять подобающее ей место? А где она, эта "нормальная медицина"?! Она не более эффективна, чем все шарлатанские псевдонауки. К тому же у медицины есть один дефект: она стремится лечить, и потому к ней предъявляются претензии как к средству лечения. А к психоанализу и прочим явлениям того же рода такие претензии фактически не предъявляются. От них ждут вовлеченности в какой-то иной образ жизни, отличный от привычного западнистского, ждут иллюзий и чудес. Ждут того, что дает алкоголь и наркотики, только другими методами.

Постоянно изобретаются какие-то фармокологические средства от душевных заболеваний. Например, началась сенсация по поводу «Процак», средства от душевной депрессии. Мир целителей-шарлатанов сначала было встревожился. Над ним вроде бы нависла угроза в виде дешевого, общедоступного и эффективного конкурента. Но прошло немного времени, и восстановилось статус-кво. Генная терапия тоже капитулировала перед шарлатанами, ибо тут и нужны шарлатаны, а не ученые и врачи. Вылечить то, что есть закономерное следствие и проявление основ образа жизни общества, в принципе невозможно. Западное общество обречено жить с такими болезнями до конца. Это плата за превращение человека в сверхчеловека, а личных отношений людей — в сверхчеловечные.

ЦАРСТВО ПРЕСТУПНИКОВ

О преступности на Западе много пишут. Огромное внимание ей уделяют средства массовой информации. А о том, какое место занимает изображение преступности в кинофильмах, телевизионных передачах и литературе, и говорить не приходится. Например, в 1992 году в немецком телевидении каждую неделю показывали 4000 убийств (по данным Джо Гребеля, исследователя проблемы насилия). Если бы вдруг запретили в кино, телевидении и литературе изображать преступления, то в этой сфере культуры и бизнеса произошла бы катастрофа.

Осуществляются и профессиональные исследования преступности. Но как? Немецкий социолог Вернер Брунс[156], предпринявший попытку эмпирического исследования вида преступности, которую он назвал социальной (в отличие от экономической), жаловался на то, что свободное от идеологии исследование этого вида преступности невозможно в силу вовлеченности в нее партий, союзов предпринимателей, профсоюзов и других влиятельных сил. Думаю, что нечто подобное можно сказать и об исследовании других видов преступности.

Сочинялись и сочиняются теории преступности. Могу упомянуть, в частности, работы таких теоретиков, как Э. Дюркгейм, Р.К. Мертон, С. Ламнек, К.Д. Опп, Е.Х. Сасерленд. Во всех известных мне теориях феномен преступности рассматривается как нечто универсальное, а не как элемент того или иного типа общественного устройства. Я же хочу обратить внимание именно на эту сторону западной преступности.

Западное общество есть общество правовое в том смысле, что в нем юридические нормы в первую очередь и главным образом ограничивают социально значимые поступки людей, а не моральные или какие-то иные. Так что в основе специфически западнистской преступности лежат такие два принципа. Первый: если западоид может совершить преступление в своих интересах, будучи уверен в том, что ему удастся избежать наказания, он совершает его. Только страх разоблачения и наказания, а также практическая невозможность или чрезмерная трудность совершить преступление удерживают западоида от него. Второй принцип: если западоид, совершивший преступление, не разоблачен и официально не осужден как преступник, он преступником себя не ощущает. Никакие моральные принципы и "общечеловеческие чувства" сами по себе не могут остановить западоида от совершения важного для него по результатам и неразоблачимого (по его мнению) преступления. Никакие угрызения совести не мучают западоида, совершившего неразоблаченное преступление. Западоид в принципе есть потенциальный, а в огромном числе случаев — и фактический преступник. Западное право построено так, что оно создает возможности для формально наказуемых, но фактически ненаказуемых преступлений и даже вынуждает на них. Например, гигантское количество налогоплательщиков, а также владельцев и распорядителей предприятий вынуждены изыскивать всяческие способы не соблюдать налоговый режим. И такие способы в изобилии содержатся в самом праве. Трудно сказать, каков процент случаев несоблюдения договорных обязательств. По моим наблюдениям, он очень высок. Случаи, когда явные преступники благодаря умелой и, разумеется, хорошо оплаченной защите уходят от заслуженного возмездия, суть обычное явление западного образа жизни.

В силу самих условий жизни западных людей всякого рода преступления образуют необходимый ("нормальный") элемент их непреступной в целом жизнедеятельности. С этой точки зрения чуть ли не все члены общества так или иначе и хотя бы изредка совершают какие-то преступления. Если с абсолютной педантичностью следовать букве законов, то надо большинство граждан зачислять в преступники и наказывать. Но, к счастью для общества, это не происходит. Правовая система имеет какие-то допуски. И за всеми не уследишь.

В криминологической литературе различают «классические» преступления (убийства, кражи, обман и т. д.) и «экономические» (укрывательство от налогов, махинации с субсидиями, спекуляции земельными участками, валютные махинации и т. п.). Вторые стали предметом внимания сравнительно недавно в связи с тем колоссальным ущербом, какой они наносили обществу. По мнению специалистов, ущерб этот превысил тот, какой наносят все воры и грабители, включая грабителей банков, вместе взятые. Несколько лет назад упомянутый выше В. Брунс выделил в особую категорию преступления, связанные с социальными услугами, назвав их социальными (преступления в сфере социального страхования, пособий по безработице, жилья, больниц и т. п.).

Эта классификация лишь частично отражает реальность западной преступности, причем в весьма смутной форме. За ее пределами остаются преступления в "политическом классе", в административно-бюрократическом аппарате, в деятельности партий и правительств, в выборных кампаниях, в секретных службах, в полиции, в сфере идеологии, пропаганды, культуры, медиа. Все западное общество пронизано преступностью во всех сферах, аспектах, слоях и т. д., а нормальная жизнь происходит на грани преступности. Однако исследования и описания преступности остаются поверхностными, фрагментарными и хаотичными, что характерно для состояния социальной мысли на Западе вообще.

Я ни в коей мере не претендую на создание теории преступности и картины ее в западном обществе. К тому, что я уже сказал выше о ней, сделаю еще несколько дополнений.