Книга Глубокие раны - Неле Нойхаус

— Тогда мы не будем этого делать. Мы с Хеннингом полетим туда как туристы.

— Вы так просто на это смотрите…

— А это и есть просто, — сказала Пия. — Если у друга Хеннинга есть время, он сможет завтра утром отвезти нас в Польшу. Он постоянно доставляет на своем самолете каких-то людей на Восток и хорошо знает инструкции.

Боденштайн наморщил лоб. Тут в дверь постучали, и вошла доктор Энгель.

— Поздравляю, — сказала она. — Вы раскрыли три убийства.

— Спасибо, — ответил Оливер.

— Что дальше? Почему вы не арестовали женщину?

— Потому что ее не было дома, — сказал Боденштайн. — Я сейчас объявлю ее в розыск.

Николя подняла брови. Ее недоверчивый взгляд перебегал с Боденштайна на Пию.

— Вы ведь что-то задумали, — наконец догадалась она.

— Это правда. — Боденштайн глубоко вздохнул. — Я посылаю фрау Кирххоф и судебного антрополога в Польшу, на место этого замка. Если получится, они должны изъять кости, которые мы потом сможем исследовать. Если выяснится, что Августа Новак говорит правду — в чем я убежден, — у нас будет достаточно улик, чтобы судить Веру Кальтензее за убийство.

— Об этом не может быть и речи. Мы не имеем никакого отношения к истории этой женщины. — Доктор Энгель энергично покачала головой. — В поездке фрау Кирххоф в Польшу нет вообще никакой необходимости.

— Но ведь можно было бы… — начала Пия.

— Вы должны раскрыть еще два убийства, — подавила ее возражение советник по уголовным делам. — Кроме того, профессор Кальтензее также еще не найден, а теперь еще эта фрау Новак, признавшаяся убийца. И где дневники, которые получил Риттер от Новака? Где сам Риттер? Из-за чего сидят эти шестеро внизу, в камерах? Лучше поговорите с ними, прежде чем на авось ехать в Польшу!

— Это все займет лишь один день времени, — попыталась привести аргументы Пия, но ее будущая начальница была непреклонна.

— Доктор Нирхоф уполномочил меня принимать решения от его имени, и я это сейчас делаю. Вы не поедете в Польшу! Это приказ. — В тщательно наманикюренных пальцах доктор Энгель держала папку. — Здесь, собственно говоря, еще новые проблемы…

— Понятно. — Боденштайн не проявил к этому особого интереса.

— Адвокат семьи Кальтензее направил в Министерство внутренних дел официальную жалобу в связи с вашими методами допроса. Сейчас он готовит заявление на вас обоих.

— Что за вздор! — презрительно фыркнул Боденштайн. — Они хотят запугать нас любыми средствами, так как чувствуют, что мы следуем за ними по пятам.

— На вашей шее висит серьезная проблема, господин фон Боденштайн. Адвокат фрау Кальтензее пока обозначил ваши действия как «принуждение». Если он не захочет оставаться доброжелательным, то формулировка быстро поменяется на «насилие».

Она открыла папку и протянула ее Боденштайну. Тот побагровел.

— Фрау Кальтензее заманила меня в ловушку, чтобы…

— Не делайте из себя посмешище, господин старший комиссар, — резко оборвала его доктор Энгель. — Вы встречались с депутатом ландтага Кальтензее тет-а-тет, а потом принудили ее к сексуальным действиям.

Пия видела набухшую вену на виске Боденштайна, которая свидетельствовала о том, что ему стоило колоссальных усилий не потерять самообладание.

— Если это каким-либо образом станет достоянием гласности, — сказала советник по уголовным делам, — мне не останется ничего иного, как освободить вас от должности.

Боденштайн мрачно посмотрел на Николя. Она устояла под его взглядом.

— Ты, собственно, на чьей стороне? — спросил Оливер. Очевидно, он совершенно забыл о присутствии Пии. Да и Энгель не обращала больше внимания на других присутствующих.

— На своей, — ответила она холодно. — Ты должен был бы это уже понять.

Было четверть первого, когда Хеннинг с дорожной сумкой и полным снаряжением прибыл в Биркенхоф. Боденштайн и Пия сидели в кухне за столом и ели пиццу с тунцом из неприкосновенного запаса глубокой заморозки Пии.

— Мы можем вылететь завтра утром в половине пятого, — объявил Хеннинг и наклонился над столом. — Удивительно, что ты все еще можешь это есть… — Только потом он заметил подавленное настроение обоих. — Что случилось?

— Как совершают идеальное убийство? — спросил мрачно Боденштайн. — У вас ведь наверняка есть пара хороших советов для меня.

Хеннинг бросил на Пию вопрошающий взгляд.

— О, кое-что я точно знаю. Прежде всего вы не должны допускать, чтобы ваша жертва попала ко мне на стол, — сказал он потом, недолго думая. — О ком идет речь?

— О нашей будущей начальнице, докторе Энгель, — сказала Пия. Боденштайн перед этим рассказал ей под большим секретом, отчего Николя испытывает по отношению к нему такую антипатию. — Она запретила мне ехать в Польшу.

— Ну, что ж, если выражаться точно, мы и не поедем. Мы полетим.

Боденштайн поднял глаза.

— Правильно. — Он нерешительно усмехнулся.

— Вопрос решен. — Хеннинг взял с полки бокал и налил себе немного воды. — Каково сейчас положение дел?

Боденштайн и Пия попеременно рассказывали о событиях последних двадцати четырех часов.

— Нам непременно нужны доказательства того, что в действительности произошло 16 января 1945 года, — сказала Пия. — Иначе мы можем забыть о предъявлении обвинения в убийстве Вере Кальтензее. Напротив: она завалит нас заявлениями и обвинениями. И ни один суд в мире не вынесет ей приговора на основании показаний Августы Новак; наконец, она может утверждать, что лично она тогда не производила никаких выстрелов. Кроме того, мы не знаем, где находятся дневники, а Риттер до сего времени не объявился.

— К тому же исчезли Вера и Элард Кальтензее, а также Августа Новак, — добавил Боденштайн, с трудом подавил зевоту и посмотрел на часы. — Если вы завтра утром летите в Польшу, оставьте здесь свое служебное оружие, — сказал он Пие. — Еще не хватало того, чтобы возникли какие-нибудь неприятности.

— Понятно. — Пия кивнула. В отличие от своего шефа она было совершенно бодрой.

Зазвонил мобильник Боденштайна. Пока тот разговаривал, Пия заполняла посудомоечную машину грязными тарелками.

— На территории Мюленхофа найден женский скелет, — коротко сообщил Оливер уставшим голосом. — И швейцарские коллеги позвонили. Веры Кальтензее нет ни в ее доме в Цюрихе, ни в Тессине.

— Надеюсь, еще не слишком поздно. Я бы все отдала за то, чтобы она предстала перед судом.

Боденштайн поднялся со своего стула.

— Я поеду домой, — сказал он. — Завтра будет новый день.

— Подождите, я закрою за вами ворота. — Пия вышла вслед за ним в сопровождении четырех собак, которые легли у входной двери, ожидая сигнала для последней вечерней прогулки. Боденштайн остановился возле машины. — Что вы скажете завтра Энгель, если она спросит обо мне? — поинтересовалась она. У Пии было нехорошее предчувствие — в конце концов, Боденштайн и без того уже находился на волосок от отстранения.