Книга Крылья - Юрий Нестеренко

Наконец он показался, и я вздохнула с облегчением. Но, как выяснилось, рано: Нодрекс размашисто помотал головой, давая мне понять, что поиски оказались неудачными, и занялся дверью второго вагончика.

Лежать на навесе практически без движения было холодно, и я подумала, как бы не вернулась моя простуда. Не успела я это подумать, как мне захотелось чихнуть, и я, затаив дыхание, терла нос пальцами, пока желание не пропало. Хотя вряд ли, конечно, мой чих мог кто-то услышать, тем более что в одной из повозок снова завозилось и глухо зарычало какое-то, судя по всему, крупное животное. Я нетерпеливо ждала, когда оно угомонится, но вышло наоборот: как видно, зверь разбудил соседа, и к рычанию добавилось повизгивание, а потом кто-то громко захлопал крыльями. Я лежала как на иголках, не отрывая взгляда от двери, за которой исчез мой товарищ; потом вспомнила, что надо следить и за улицами. Мне показалось, что на улице слева я различила какое-то движение; замерев, я вглядывалась во мрак. Но очень скоро убедилась, что это лишь игра воображения, и вновь посмотрела в сторону вагончика.

Нодрекс уже вышел. Но вместо того, чтобы пробираться наружу, он стоял перед открытой дверью и махал мне рукой… точнее, даже не махал, а делал загребающие движения, явно призывая меня к себе. Я махнула ему в ответ, пытаясь дать понять, что все в порядке и он может спокойно возвращаться. Он сделал несколько шагов от вагончика, но вновь остановился, повторяя те же жесты. Ему явно зачем-то нужна была моя помощь в самом лагере.

Это мне никак не понравилось. Подобный план действий мы с ним даже не обсуждали, да и чем я, с моим полным отсутствием опыта в подобных делах, могла бы ему помочь? Однако он упорствовал и не двигался с места. С раздражением подумав, что этак мне придется лежать на навесе до рассвета, я еще раз окинула взглядом улицы и полезла вниз.

Я помнила, какой из бортов он открыл; приподнять его и пролезть под повозку было нетрудно. Я подняла внутренний борт — сверху бил острый звериный запах, — и выползла на территорию лагеря. Затем выпрямилась, отряхивая ладони и колени.

И в тот же миг меня крепко схватили за руки, выкручивая их за спину.

Я отчаянно рванулась, все еще безмолвно, но у врагов было преимущество в численности, силе и внезапности. Я все же успела заехать кому-то ногой по колену (и, судя по раздавшемуся вскрику, удар был неплох), но в тот же миг тяжелый кулак обрушился на мой затылок с такой силой, что все поплыло у меня перед глазами.

Когда сознание вернулось ко мне, я уже стояла на коленях со связанными за спиной руками, и кто-то сдирал с меня плащ.

Я еще попыталась хлестнуть их крыльями, но это был уже жест отчаяния. Даже если бы мне удалось вырваться, со связанными руками я бы уже не смогла поднять борт, чтобы нырнуть под повозку. Меня ударили по спине, не то чтобы сильно, скорее просто призывая прекратить сопротивление.

Я опустила крылья и подняла голову. Нодрекс все еще стоял на прежнем месте, но теперь я увидела рослого полуголого мужчину, который вышел следом за ним из открытой двери вагончика. Пистолет в его руке смотрел в спину мальчишке. Нодрекс обернулся, потом сделал несколько нерешительных шагов вперед.

— Ну, видите, я не обманул, — сказал он, стараясь не смотреть в мою сторону. — У нее правда большие крылья. Теперь вы меня отпустите?

— Ладно, проваливай, — бросил один из моих пленителен. — И молись Господу Заступнику, что так легко отделался.

— Предатель! — рванулась я, но меня удержали за плечи. — Вонючий твурк!

— Прости, Эйольта, — пробормотал тот. — Я не хотел, но… они меня поймали… я говорю: ну отлупите меня и отпустите, какой вам прок меня в полицию сдавать, вы же даже не здешние… а они ни в какую, получишь, говорят, по закону… ну и… я подумал… это что ж выходит, ты к звездам улетишь, а мне клеймо на лоб и на цепь в каземат? Я, в конце концов, из-за тебя на это дело пошел!

Первые слова он произнес виновато, а последние — чуть ли не с ненавистью. Очевидно, пытался заглушить свою совесть… Этот мерзавец даже не крикнул, когда его схватили! За шумом животных я не слышала, что происходило в вагончике, но крик я бы услыхала. Однако он сразу же решился на предательство. Это только в слезливых воровских балладах уголовники не сдают своих…

— Беги стирать штанишки, герой носатый, — процедила я сквозь зубы.

— Ты… Я… — Он так и не нашелся, что сказать, и поспешил к фургонам, пока хозяева зверинца не передумали. Я слышала, как у меня за спиной скрипнул борт повозки, под которым он полз на брюхе навстречу свободе.

Подошел коренастый аньйо с факелом, одетый в грубый свитер и кожаные штаны. Мне наконец позволили подняться. Я огляделась.

Моих врагов было пятеро: двое по-прежнему держали меня сзади, трое зашли спереди. Ни один не выглядел слабаком. Это и неудивительно, ведь им приходилось иметь дело с дикими животными, включая опасных хищников, а значит, с силой, ловкостью и реакцией у них все было в порядке. Однако хладнокровие уже вернулось ко мне, и я решила, что отнюдь не все потеряно. Правда, я все еще не понимала, при чем здесь мои крылья…

— Я требую немедленно освободить меня, — сказала я с достоинством. — Вы не имеете права меня задерживать.

— В самом деле, воровка? — осклабился тот, что с пистолетом, он уже сунул свое оружие за пояс и сложил руки на груди.

— Я не воровка. Я не знаю, что вам наплел этот трусливый йитл, но мне он сказал, что лезет внутрь, чтобы посмотреть на зверей. Ему было жалко четвертака, чтобы прийти днем. Я ждала его снаружи и стала беспокоиться, что его долго нет. Я, конечно, виновна, что полезла внутрь без разрешения, но готова заплатить вам за это дилум — вчетверо больше обычной платы.

Мои последние слова потонули в гоготании.

— Складно врешь, — оценил тот, что с факелом.

«Не очень, если ты мне не веришь», — мрачно констатировала я про себя.

— Хорошо, если вам так нужна лишняя волокита — зовите полицию, — пожала я плечами. — У вас нет никаких доказательств, что я пыталась у вас что-то украсть. Даже если мальчишка вам что-то и наплел, он уже далеко отсюда. Я виновна только в незаконном проникновении в ваш лагерь, при том, что эта площадь принадлежит не вам, а городу. Имперский суд чтит презумпцию невиновности и отпустит меня за недостаточностью улик.

— Обойдемся без полиции, — сказал аньйо с пистолетом. Похоже, он был здесь главным.

— Вот и хорошо. Тогда развяжите меня, я дам вам… даже два дилума за беспокойство, и будем считать конфликт исчерпанным.

— Не нужны нам твои жалкие монетки, — поморщился тот. — Ты принесешь нам гораздо больше.

— Каким образом? — Я вновь почувствовала страх.

— В любом городе найдется немало желающих поглазеть на тебя. После того, как сдох Вурс, у нас как раз имеется свободная клетка…

Нет! Я вспомнила, что Нодрекс что-то говорил об уродах, которых держат в зверинце вместе с животными, но тогда мне и в голову не пришло, что это может как-то касаться меня!